об уговоре охотиться на пару, проверять петли и капканы по очереди. Через несколько дней колонист должен был начать свой первый самостоятельный обход. Алик же стал собираться домой. Обратный путь был выбран за «Спиной Динозавра» к перемычке, затем через хребет. Он вышел на перемычку. День был ясный, свежий снег и солнце слепили глаза. Колонисты с детьми отправились наряжать живую елку на склон. Они не рубили деревьев.
На перемычке Алик бросил под себя рюкзак и стал осматривать в бинокль крутой склон гребня. Это была почти отвесная стена, а верх покрыт сугробами. Пробраться к жандарму тайком показалось ему делом немыслимым. Или… Стрелок шел по гребню у всех на виду, следовательно, о нем должны знать все.
Алик выбрался из ущелья в долину реки и сквозь шум воды услышал рокот машины. На всякий случай он слегка изменил маршрут, направляясь прямиком к скотопрогонному мосту, на котором были сложены мешки с эфедрой, и не ошибся. Машина выползла на заметенную снегом дорогу и остановилась. Шофер, заметив чикиндиста, даже не стал сигналить, высунулся из кабины.
– Повезло, что ты уже здесь, ночевать не придется. Мигом загрузимся – и назад! К полуночи будем в городе.
Возле моста шофер заскочил в кузов, стал швырять на снег связки мешкотары. Последним перекинул через борт тяжелый, перетянутый веревкой мешок.
– Это тебе, хлеб!
– Вроде не просил?! – подхватил тюк Алик.
– Сосед заказывал. Мимо проезжал, а его уже нет: в город смотался на праздники… Возьми, сухарей насушишь. Не везти же обратно.
Алик перетаскал мешкотару под мост, в сухом месте подвесил мешок с хлебом. Надо было сходить в избушку и накормить кошку, но шофер поторапливал – боялся ехать через перевал в темноте. «Не сдохнет», – подумал чикиндист. Одет он был по-городскому – для Анки старался. Документы при себе. Вдвоем они быстро загрузили машину и выехали в город.
Все было как всегда: первое ослепление разрисованными новогодними витринами, конфетти и серпантином, желание слиться с праздничной толпой. И снова город, равнодушно обнюхав чужака, швырнул его на обочину сияющих проспектов. Алик вернулся бы на участок через неделю, но нужно было разделаться с бумажными делами.
Второго января он явился в контору за новым договором: нижняя губа его была разбита, под глазом красовался синяк, другой глаз и вовсе заплыл. Алик толкнул дверь управляющего, но там теперь была бухгалтерия. Индеец переехал в самую большую и светлую комнату. Против входа в его новый кабинет стояла мебельная стенка с пустующими книжными полками, на которых вкривь и вкось – все те же книги Ленина, Уголовный и Гражданский кодексы. В углу – тот же старинный сейф, на нем, как положено, портрет вождя. За полированным столом сидел сам Индейкин, без бороды, в новом костюме, с синяком под глазом.
– С Новым годом, Алик, хрен моржовый! Что тебе подарить? – толкнул через стол пачку «Беломора» – Вижу, погулял на славу!
Алик сел, устало вздохнул:
– Все, что хотел, получил: по-свински напился, подрался, побывал в вытрезвителе… Все в три дня и за шестьсот