потому, что обе блистательные оценки оказались в явном противоречии с оценкой третьего авторитета, которому сочла необходимым показать Эмиля Берта Михайловна: Г. Г. Нейгауза. К сожалению, его оценка, хотя и опровергнутая очень скоро самим Гилельсом, сыграла в его судьбе значительно большую роль, нежели оценки Боровского и Рубинштейна, а за ними – многих и многих великих музыкантов.
ВСТРЕЧА С Г. Г. НЕЙГАУЗОМ
Поездка Гилельса к Г. Г. Нейгаузу состоялась в конце 1932 года, ровно за полгода до Всесоюзного конкурса. Встреча эта, однако, не была для них первой: дважды, в интервью Вицинскому и Шварцу, Гилельс подчеркивал, что Нейгауза он и до того знал очень хорошо, – Генрих Густавович был другом Рейнгбальд и часто летом приезжал отдыхать в Одессу. Об этом практически не известно: Гилельс вообще единственный, кто упомянул, что он встречался с Нейгаузом и до 1932 года, – в книгах о нем этого нет11. Это интересный момент, могущий отчасти пролить свет на дальнейшие взаимоотношения двух музыкантов. Причем интервью Вицинскому было опубликовано полностью лишь в 2004 году, а интервью Шварцу на русском языке вообще не публиковалось.
Именно в Одессе Рейнгбальд представила Нейгаузу своего любимого ученика. Однако нет никаких сведений о том, что Генрих Густавович в эти приезды слушал Гилельса, хотя Рейнгбальд, вероятно, этого добивалась. Судя по тому, что сам Гилельс ничего не говорит о своей игре применительно к одесским встречам с Нейгаузом, тот слушать мальчика тогда, в Одессе, по каким-то причинам – в отличие от Боровского и Рубинштейна – не пожелал. Поэтому в определенном смысле их встреча в Москве в 1932 году была все-таки первой: Гилельс впервые играл Нейгаузу.
Целью этой поездки было не только показать Эмиля Нейгаузу, но и перевести его учиться в Москву. Гилельс вспоминал, что Рейнгбальд впервые поставила вопрос о его переезде в Москву еще после Всеукраинского конкурса 1931 года: «После конкурса все были довольны – и родители, и Рейнгбальд. И решили, что я у нее еще останусь. Рейнгбальд очень деловито поставила такой вопрос: ехать ли мне в Москву на положение студента, или ехать в Москву уже с определенным багажом, а пока оставаться в Одессе». Так было решено в 1931 г.; но полтора года спустя она все-таки повезла его в Москву. И здесь поражает альтруизм Рейнгбальд: ведь она сознательно готова была вручить Гилельса московскому профессору; это означало, что все лавры достанутся не ей, а ему.
Сколько разыгрывается драм, когда педагог, вырастивший из талантливого ребенка или подростка музыканта, уже показывающего великолепные результаты, должен отдать его преподавателю «высшего звена»! Как всячески отдаляют педагоги момент расставания, и по-человечески привязавшись к ученику, и испытывая естественную обиду, что пожинать плоды самых громких успехов будут не они.
Рейнгбальд думала не об этом, а только об Эмиле, о его будущем. Как будет лучше для него, где лучше