прослушиваться перед конкурсом, – то детей сопровождала не только Б. М. Рейнгбальд, но и мать Гилельсов, Эсфирь Самойловна. Вероятнее всего, она ехала с целью также бытового устройства сына, а возможно, и обоих детей, в Москве.
Ничему этому в тот момент сбыться было не суждено. Г. Г. Нейгауз вылил на Гилельса и его учительницу ушат холодной воды. «Оценка была сдержанной», – это слова самой Б. М. Рейнгбальд, произнесенные ею позднее в докладе «Как я обучала Эмиля Гилельса». Эти же слова повторила в книге о Гилельсе С. М. Хентова, указав, что Гилельса слушал Нейгауз и что он даже не посоветовал юному пианисту переезжать в Москву. Что касается Рейнгбальд, то она в своих записках имя того, кто слушал Гилельса, скрыла, написав в безличной форме: «Его прослушали». «Что же означает „его прослушали“?! Кто?! Может быть, Рейнгбальд забыла, кому она повезла показывать Гилельса? – удивляется Г. Б. Гордон. – Ответ: Гилельса слушал Нейгауз. Это и есть „его прослушали“. Волей-неволей приходится принять к сведению и примириться: имя Нейгауза Рейнгбальд скрыла. …Рейнгбальд сознательно – из лучших побуждений! – укрывает Нейгауза от упреков в непрозорливости, в том, что он не „угадал“ Гилельса. Назови она это имя, и в соседстве с оценками Артура Рубинштейна и Боровского стало бы слишком очевидным, – да и без того ясно, – что Нейгауз ошибся».
В биографии Гилельса до 1932 года все было ясно (в самой биографии, а не в ее последующих описаниях). Произошедшее в момент первого прослушивания у Нейгауза – первая крупная «неясность», событие, не укладывающееся в рамки логики. Полгода спустя Гилельс получит первую премию на Всесоюзном конкурсе при единогласном голосовании – это значит, что Г. Г. Нейгауз, член жюри, тоже голосовал «за». Другие члены жюри – крупнейшие музыканты страны – дали Гилельсу высочайшую оценку. Еще несколько лет спустя крупнейшие музыканты мира на Брюссельском конкурсе присудят Гилельсу первую премию, признав его лучшим среди пианистов целого поколения. До того, как уже не раз говорилось, пришли в восторг Боровский и Рубинштейн.
А Нейгауз отказал ему в переводе в Московскую консерваторию. Если уж называть вещи своими именами, то он счел, что в Московской консерватории все пианисты лучше Гилельса. Что произошло: Гилельс играл неудачно или на Нейгауза нашло затмение? О какой-либо неудаче в игре Гилельса нигде не упоминается – напротив, Хентова пишет: «Гилельс почти не волновался и играл с обычным подъемом, уверенностью и точностью». Тогда что – «затмение»?
Об этом не стоило бы говорить так подробно, если бы тени от этого затмения не сопровождали Гилельса всю жизнь.
Любопытно описание этой встречи самим Гилельсом. В 1945 г. Вицинскому он говорит об этом вскользь и совершенно без негативного оттенка: «В Москве я побывал у Нейгауза, с которым познакомился еще в Одессе. Я посоветовался с ним относительно моего учения в Москве.