животное покосилось на хлеб и фыркнуло.
– Брезгуешь, да? Ну и день сегодня: то голова, то старухи, то носороги… – И, видя, что Кутузов не отходит, хоть и отказался от еды, Алексеев решил с ним посоветоваться: – Вот скажи, друг, éсть у меня шансы на ЭМУР? Ты только не обижайся, но уж больно хочется свалить отсюда. Куда подальше. Задолбали все!.. Особенно на работе. Эти клиенты по ОСУгО – ненавижу их! Сами же, суки, берут кредит под большой процент, всё подписывают, а потом начинают к прокураторам ходить: видите ли, незаконно это! Не согласны они, видите ли, с такими процентами! Да в чем проблема – уйди в монахи, и не надо будет кредит на «уголовку» оформлять.
Носорог зевнул и потянулся мордой к хлебу.
– Что, уже надоело? – улыбнулся Алексеев. – Вот и мне тоже. Да и мать права: жениться надо. А тут мне не светит ни хрена… Ладно, посторожи пока раскладушку, я пойду заплачу за место.
Он медленно побрел мимо клеток, вдыхая терпкие звериные запахи, прислушиваясь к шумной ветреной листве. Даже закрыл глаза и представил себя в семидесятых. Почему-то казалось, что люди тех далеких времен должны источать нечто, похожее на «ароматы» обитателей зоопарка. Но тогда, по крайней мере, было гораздо проще завести полноценную, крепкую семью. Если, конечно, это не очередная выдумка СПИ.
«Пусть это не будет выдумкой. Прошу тебя…» – подумал Алексеев. Не очень, впрочем, понимая, к кому конкретно обращается.
***
Вернувшись, он вытащил из рюкзака шерстяное одеяло (ночи в зоопарке прохладные), прикрепил на прутья клетки табличку «Не беспокоить!», улегся и закрыл глаза. Через пару минут открыл. Перевернулся с правого бока на левый – не помогло, сон не шел. Попытался разглядеть в темноте Кутузова или хотя бы расслышать его фырканье, но тоже тщетно.
«„Носорогов“, что ли, посчитать… – подумал Алексеев, ложась на спину; над ним развернулось огромное звездное небо. – Нет, лучше вот спутники».
Спутников было полным-полно. Похожие друг на друга мерцающие точки двигались каждый по своей орбите – так деловито, словно живые. Словно рабочие муравьи.
«Красиво… Мы здесь всё суетимся, суетимся… Причем бессмысленно. Не то что спутники… А ведь если они выйдут из строя, на Земле хаос начнется».
Алексеев попытался представить «хаос»: нет ни воды, ни света, ни тепла; на улице то и дело раздаются автоматные очереди – малиновые воюют с красными; бугаи, пьяные вдрызг, врываются в квартиры к одиноким старухам, оглушают их топором, забирают остатки пенсии и еды… Сущие девяностые!
Он почувствовал, что опять проголодался, и достал из рюкзака недоеденную буханку. С наслаждением откусил, прожевал. Хлеб показался странно кисловатым. Откусил еще, подержал смакуя во рту. И вдруг почувствовал: хлеб шевелится! Тут же выплюнул, чуть не перевернув раскладушку. Достал фонарик и посветил на остатки буханки… Вроде бы ничего. Или все-таки… Вот оно – полезло по руке,