по волшебству – никто не звонил и не приходил, отчего у меня не было повода отрываться от работы (невзначай, не дай Бог, утратить это своё вдохновение). Вместе со всеми мне не звонил и Павел – но отчего-то во мне жило осознание того, что он позвонит сразу, как только решит все организационные – и не только – вопросы по моей будущей выставке. И тогда множество моих новых работ придутся как раз кстати.
Я очень хорошо осознавала, что теперь – в отличие от того, как это было раньше, когда я рисовала «в пустоту» (также как Виктор писал «в стол») – теперь я рисую для зрителей, которые будут идти по галерее и смотреть на мои работы удивленно-осуждающими глазами, а может даже и восхищенными… а может равнодушными. Но всё равно, надеюсь, готовыми купить то или другое – руководствуясь мыслью «раз уж оно выставляется – то выходит, оно в моде».
По сути не так уж и важно то, какими именно глазами они будут смотреть на мои работы – важно было то, что они, наконец-то, будут смотреть на них! А мои работы из своих рам – будут отвечать им ответными взглядами. Впрочем, я ещё не решила – возможно, я повешу их и вовсе без рам – и их оголено-неровные края смогут быть им еще более меткой детелью.
Запястью уже начинали побаливать, а перед глазами нарастала пелена – но мне всё никак не хотелось подниматься из-за мольберта, настолько мне здесь было уютно, настолько я здесь в высшей степени была собой. Я даже подумала, что скорее упаду так в обморок – нежели уговорю себя хоть на недолгое время отдохнуть (настолько страшно мне было утратить это моё состояние упоения работой).
Более того – я представила себе, как падаю лицом прямо на очередную работу с девушкой и размазываю им жирное пятно на холсте, которое растекается во все стороны; эта мысль мне показалась настолько эстетически притягательной, что я решила следующую картину нарисовать именно с таким сюжетом – и повесить её во главе выставки – прямо напротив входа, чтобы это было первое полотно, с которым нос к носу встретится зритель, едва только оказавшись в зале.
Неподготовленный, он посредством неё, как бы перемещался в мир моих работ одним прыжком – даже, пожалуй, было бы неплохо напечатать её на обложке каталога выставки и на билетах. Билетах, один экземпляр которых я оставлю себе на память – на память о первой своей выставке в жизни.
Все эти «творческие» дни – я красила губы моим героиням почти теми же движениями, что и самой себе крашу помадой перед зеркалом; и сейчас они все были моими отражениями в зеркале, которые зазывно улыбались мне – на выставке же уже я буду сама улыбаться за них за всех свеже-накрашенными кровавыми губами.
У меня был целый огромный металлический сундучок этих помад: разной степени красноты и с футлярами разного дизайна всех самых известных марок. Прежде – всегда, когда мне становилось грустно, я шла покупать себе новую такую красную помаду – и оживала