в ней появилось какое-то сияние, да и сам он изменился, как будто заросли какие-то прошлые трещины, исчезли обрывы и жизнь вдруг оказалась целой.
С залитого солнцем луга, в получасе езды от Овсянова, взлетела стая журавлей и с криками начала кружиться, поднимаясь всё выше и выше в потоке тёплого воздуха, покуда совсем не скрылась в небесной синеве.
– Отец Йозеф? – переспросила художница. – Ты виделся с отцом Йозефом? Что-то произошло?
– Мы ели штрудель. Отец Йозеф рассказывал о том, что сталось с композитором – ту самую историю с выброшенными из окна нотами, слухи о которой дошли и до нас.
– И что же?
– Насколько я понял, композитор взялся за выгодную работу, а потому отступился от обещанного. Заказчик отказа не принял и взялся его уничижить, в чем имел успех. В конце концов композитор потерял заказы и очень расстроился. Или наоборот – я не вполне разобрался.
Художница что-то вспомнила и нахмурилась. До ручья Валентин рассказывал некоторые подробности своего визита, но на шаткой переправе уже веселил Воронову историей с недавних съёмок. И садовник, и художница, не сговариваясь, ценили умеренность в серьёзном.
Из лесу они вернулись к обеду – в дом Агнии. Ни с обедом, ни с собранными грибами возиться не было сил, и, сговорившись, Нестеров и Воронова вытащили шезлонги. В последние дни сентября удивительно было лежать в шезлонгах и есть мороженое, оттого они испытывали особое осеннее удовольствие, подставляли солнцу ноги в шортах, водили босыми ступнями по стриженому газону. Особое осеннее удовольствие испытывали бабочки, шмели и пчёлы. Как ни в чём не бывало, они гудели в прованских травах, в осенних цветах, которые совсем скоро – быть может, в эту ночь – покроются инеем, а то и снегом.
Грибами Нестеров занимался до поздней ночи и до лёгкой ненависти – чистил, резал, часть сушил, часть отваривал, часть убирал в морозилку. Завершив неотложное, он чуть было не уснул прямо тут же не кухне. Но на кухне к ночи стало немного зябко, по-осеннему, плечи его дрогнули, он очнулся и побрёл на второй этаж, к широкому твёрдому матрасу и тёплому одеялу. Часы показывали половину второго – для садовника время невообразимо позднее. Валентин, собрав остатки сил, стягивал с себя футболку, когда вдруг зазвонил телефон. Номер был незнакомый, и Нестеров решил, что не ответит, но всё же ответил.
– Это Арсений, – сказал звонивший. – И я уже в Москве.
– Что? – переспросил Валентин, – как это вышло?
Троюродный кузен, довольный сюрпризом и отчего-то счастливый, рассказал, что уехать из Ниццы на пару месяцев он решился внезапно. Сам до конца не был уверен, что всё получится, но вот – получилось.
– Ты в аэропорту? Или у моих родителей? – пытался понять Нестеров сквозь полусон. Арсений замялся, но сонному Нестерову не было никакого дела до каких бы то ни было заминок.
– Я в гостях, – уклончиво ответил кузен. – Страшно хочу