статью под названием «От края до края», где называет стихотворение Бялика «тривиальными и натянутым, и поэтому слабым». Альтерман вступается за Бялика, пытаясь при этом не обидеть также и Шленского. Сам Бялик молчит…
Шауль Черниховский также был из тех, кто сразу понял, что стихотворение Бялика, наделавшее столько шуму, относилось не к ревизионистам, а к группе Шленского. Он очень сожалел о расколе в среде писателей. Он не считал, что Бялик должен был так резко выступать против своих молодых противников. Он не считал верным также и мнение Бялика о Шленском, которое заключалось в том, что в творчестве последнего «нет никакого поэтического духа, кроме гениального чувства языка». Черниховский не был большим поклонником поэзии Шленского, но при этом не отрицал его полностью в качестве поэта. Он вообще ненавидел раздоры между поэтами, и ему сильно не нравилась вся эта история…
«Где же юность в мире этом?»
Восемь раз в течение последних лет жизни Бялик выезжал за пределы Эрец Исраэль и выступал в разных странах перед потенциальными жертвователями, пытаясь спасти свое издательство «Двир».
Однажды они вместе с Маней едут для этой цели в Америку. Когда корабль подходит к берегу, спускается туман, и Бялик, глядя сквозь него на приближающиеся силуэты зданий, хватает жену за руку и восклицает: «Смотри!» Она смотрит и видит очень высокие дома, множество высоченных домов… «Это же вавилонские башни!» – восклицает ее потрясенный супруг.
В декабре 1930 года он отправляется с лекционным турне в Лондон, на этот раз один. Там, на семинаре лондонских еврейских писателей, он знакомится со студенткой из Эрец Исраэль по имени Хая Пикгольц, которая изучает в лондонском университете философию и английский язык. Потом она станет учительницей английского в Тель-Авиве. После того, как ее имя всплыло не так давно в среде биографов Хаима Нахмана Бялика, одна из ее знакомых сочла нужным рассказать о том, какой она ее увидела. По ее словам, Хая одевалась старомодно, в темные платья с воротничками и в шляпу с полями. Не это ли задело некие струны в душе тоскующего по уходящему прошлому великого поэта?
Перед самой смертью, находясь уже в доме престарелых, Хая Пикгольц передала исследователям творчества Бялика пачку его писем.
«Милая,
ни вчера, ни сегодня я не слышал твоего голоса и не видел тебя, и мое сердце стремится к тебе. Если бы ты знала, как лечат прикосновения твоих пальцев мое сердце, и как оживляет твоя близость мое тело. Каждый поцелуй, который ты оставила на моем лице и на моих руках, были как крепость для моей души. Но я только сейчас узнаю, до какой степени ты была сладка и дорога мне в те немногие дни, когда ты была мне близка. Как дочь? Как сестра? Как невеста? В моей любви к тебе есть этот треугольник целиком. Для меня драгоценна каждая минута, которую ты в своем милосердии разделила со мной… Никогда не иссякнет память об этих