Когда-то я думал, мол, чем раскатистей звук знакомства и его увлекательного продолжения, тем лучше. Но – в нем теряется сам звук имени.
– Да, «отец» заказал машину, попутка, ждать будет у… – я лениво записывал адрес, понимая, что это пронзительно рядом; а слово «отец» она еще и подчеркнула, словно б провинился в чём – не нравится им, когда оперирую серьезностью слов, «отец», «мать» – почему?… двадцать два уже… – Водителя зовут Ильяс, номер машины…
Но я, механически записывая номер, был погружен в раздумья об имени: греческое? средняя Азия? Кавказ? В любом случае, немного съеживал кончики пальцев… да нет, не страх, конечно, но необузданность неизведанного: это что ж, если сильный барьер, как это зовется, «культурный» – пять часов молчать подряд что ли? Нет, конечно, хоть поспать можно будет, плюс, но – неужели – а вообще, – и вспоминалась обида, которую пытался расщепить в себе уже после осознания ее фактического бессилия в разговорах о поездке, – не могут сами меня довезти? Не может дед подъехать? Я бы лучше ему за бензин денег отдал, чем вот так: с незнакомым человеком попутка, потом пересадка, и черт знает, сколько ждать ее, а может, еще и на маршрутке предстоит проехаться – в местах, куда я волею судеб направляюсь, в последний раз – год-два-три назад?… – пришлось воспользоваться аж двумя; из городка в городок, и оттуда в – просторное свое узилище.
– Ильяс-с, – я постарался вместить максимум недовольства в имя, отчеканенное примирительным высокомерием, а вместе с тем и раболепием, – Ладно. Во сколько?
– Через сорок, по-моему, минут…
– Во сколько, – повторенным вопросом можно было бы перекусить язык, настолько отчётливо его задал я, крепкий, взрослый и громогласный; на соседнем стульчике женщина, на гром голоса моего, обернулась, ее деланное изумление спрыгнуло с лица и дало мне щелбан.
Услышал печальный вздох, уже пожалел – не только потому, что провинился, а потому как повторилось это уж который раз, вошло в систему, ни разозлить, ни чего-то еще – ни себя, ни других. Рано или поздно планетам вокруг надоедают твои капризные солнечные вспышки, и, хотя они и не прекращают вращение, не покидают орбит – хотя всякое бывает – хуже – привыкают они.
– В шестнадцать тридцать.
Да, и вправду, сорок минут: телефон удостоверил.
– Давай, – в ответ на неизменно сердечное прощание незыблемо взрослым крепким скулежом ответил я.
Еще десять минут решил посидеть. Заведение наполнялось людьми, их тоже выдавали с кухни, приготовив и крикнув заказавшему человека человеку; а каких-то рассадили сами, чтоб внимания привлечь. Человек-меню.
Напротив – никуда не делось! – сквозь стекло – все то же скромное здание, цвет, допустим, бежевый, но словно б краснело от стыда: не то, что ныне, должно было в нем обитать – не беспрерывный цикл набора номеров, звонков, отказов, размазанных столпившимися языками вежливостей,