Она забыла страх, возмущение, обиду, которые только что вывели ее из равновесия, и возлелеяла сумасшедшую надежду. Она обратила на Эдварда умоляющие глаза и высказала просьбу, которую подспудно вынашивала целый день. Исполнение стало бы ее спасением:
– Позвольте мне навсегда уйти отсюда. Сегодня. Сейчас. Я исчезну, и вы меня больше никогда не увидите. Не надо мне ни удобных апартаментов, ни повышенного жалованья. Мне свобода дороже. И покой.
Такого Эдвард не ожидал.
И не воспринял всерьез. Да он ее и не слушал совсем. Когда она стоит рядом и смотрит прямо – ничего в мире неважно. Кроме ее глаз. В которых буря и пламя. Буря закружит, увлечет в бездну. Пламя опалит, погубит или… даст надежду. Джоан открыла свой секрет: она – не ледышка, а только хочет казаться ею. Она – огонь, который полыхает за маской холодности. Его невозможно скрыть, как невозможно удержать в руках. Он все равно вырвется на волю и выдаст ее.
«Боже, какая она сейчас красавица – щеки разрумянились, глаза горят, губы подрагивают. Внутри ее кипят страсти. Честно сказать, не ожидал. Пламенные натуры мне нравятся».
От пламени, которое рядом, невозможно не воспламениться, достаточно одной искры. Не слова ее, но жар, с которым она их произнесла, проник в Эдварда. Во рту пересохло, хотелось пить, но не воду, а девушку. Ее губы утолили бы его жажду, ее тело утолило бы его страсть.
Она раскрыла свой секрет, но не стоило этого делать именно сейчас. Против ее красоты нет защиты. Перед ее огнем не устоял бы и камень. Эдвард не камень, он человек. Мужчина. Или она забыла? Кто рассыпает искры, пусть не жалуется на пожар.
В пожаре сгорают приличные манеры, хорошее воспитание, забота о репутации. Эдвард почти не владел собой. Он раздевал вглядом девушку и бесстыдно ею любовался.
«Как она сложена – с ума сойти! Нарочно зажгла свечи, чтобы заметны были ее прелестные формы? Угораздило же меня заполучить в гувернантки Венеру Милосскую. О чем она меня просит? Отпустить ее? Невозможно. Только сумасшедший выпустит из рук богиню по доброй воле…
А не сумасшедший ли я – желая оставить ее здесь?
Ее пребывание в Милтонхолле станет испытанием для нас обоих. Знать, что она рядом, видеть и не сметь прикоснуться – станет для меня каждодневной пыткой. И ей не видать покоя, которого она так жаждет. Придется ей жить в напряжении и каждую минуту быть готовой дать отпор. Если хоть на мгновение проявит слабость, прощай, репутация!
Может, действительно, не мучить ни себя, ни ее? Отправить девушку с глаз долой, обратно в Даунхилл? И забыть навечно. Да. Переменю обстановку. Перееду в Лондон, заведу любовницу. Женюсь, в конце концов… Нет. От себя не убежать. От нее тоже. Разве смогу забыть эти лучистые глаза? Шелковистые волосы? Взволновано вздымающуюся грудь? Сочащиеся медом губы?
К ним хочется прильнуть…
А что мне, собственно, мешает? Нас никто не видит. Ее репутация не пострадает, если я воспользуюсь моментом. Она близка –