отливают серебром. Последний год выжал тебя до последнего.
Это все, что приходило мне в голову на пути в Англию. Пережив юных ребят, с которым ты шел бок о бок, приняв всю бесполезность кампании и осознав количество ненужных жертв, тебе остается только одно – надеяться, что ты сможешь начать жить заново.
Тебе хочется забыть чужие смерти, на которые ты сам обрек своих людей. Но не забудешь. Вся дорога домой сложена из их могил.
Локомотив останавливается. Поезд прибыл на конечную станцию. Лондон. Город, который ты не видел так долго, с которым тебе предстояло познакомиться вновь.
Надеешься, что твоя смерть отступила, осталась позади, и тебя ждет только долгожданная встреча, хоть писем и не было столь долгий срок, словно о тебе уже давно забыли. Словно ты погиб на той бесполезной и бессмысленной войне.
Сойдя с поезда и сделав первый глоток лондонского воздуха, стараясь найти глазами ту, которая была для тебя ангелом и светом все те черные дни и ночи вдалеке от дома, ты надеешься. У тебя нет ничего. Совсем. Но ты все равно до последнего ждешь.
И никто не приходит. Озираешься по сторонам и ищешь. Опираясь на трость, ковыляешь в сторону вокзала по перрону, вглядываясь в каждого встречного. Незнакомцы и незнакомки, люди всех возрастов и сословий. Но нет родного лица.
И когда тебя окликают по имени, когда глаза встречаются с чужими, но не теми, внутри все обрывается.
– Ричард, – ее мать, пожилая женщина, подошла ко мне. – О, Ричард, – на ее глаза навернулись слезы, и она не смогла их сдержать.
– Леди Эдит, – поприветствовав женщину, я спросил, с особым несвойственным мне нетерпением: – на вас лица нет. Все ли в порядке с вашим мужем, с Изабель?
Она взяла меня за руку, покачала головой и тяжело вздохнула. Я насторожился. Миссис Фолкнер мне не ответила, только поднесла кружевной платок к слезящимся глазам.
– Леди Эдит? – Я обратился к ней вновь, напряженно вглядываясь в лицо матери моей невесты.
– Милый-милый Ричард, – она обращалась ко мне, как к юноше, хотя была старше всего на десять лет. – Изабель умерла три месяца назад.
Я перестал дышать, пока легкие не пронзила острейшая боль. Отвел глаза и перевел дух. Ничего не видя перед собой, я молча простоял не меньше нескольких минут.
– Как это случилось? – Не узнавая своего же голоса, я задал вопрос, на который побоялся получить ответ. Не могла же она заболеть и не сказать ни слова, умереть в родовых муках – моя Изабель не была способна на измену; не могла же она наложить на себя руки и оставить меня, как оставила вся семья и первая жена.
– Убили в лесу рядом с поместьем Бейтс, – миссис Фолкнер побледнела, отчего мне пришлось взять ее под локоть, – обескровили, мое бедное дитя.
– Обескровили…
Я не хотел представлять. Образы сами заполняли мою голову. Образы бледного измученного тела моей невесты, изуродованного и изувеченного, лежавшего на стылой земле в ворохе опавших сгнивших листьев. Ее голубые