сгорбленное тело, из-за плохого освещения походившее на старика, если бы не гладкая кожа и спутавшиеся кудри, спадающие на лицо.
– Брат, ты, правда, пришёл за мной.
Медленно пациент поднял осунувшееся лицо с впалыми щеками и потрескавшимися порванными губами, на которых засохла свежая кровяная корочка. Глаза скрывали бинты с кровоподтёками на месте глаз. Если бы у Смерти был лик, она выглядела бы как Эрик Делрой.
– Господи, – прошептал Никк, пав на колени. Глаза жгли слёзы, заструившиеся долгой, никому не видимой дорожкой по щекам. – Эрик, мой бедный брат, что они сделали с тобой. Нет, что я сделал с тобой.
Эрик со свистом втянул воздух и, сделав нетвёрдый шаг вперёд, свалился ничком, застонал от боли и, вытянувшись, медленно пополз к Никку, протянув дрожащую костлявую руку.
– Никк, это, правда, ты? Ангел услышал мои молитвы? Ты пришёл спасти меня?
Голос осип от слёз. Никк знал: Эрик плачет вместе с ним, но в отличие от его слёз горя, это были слёзы надежды.
– Прости меня, Эрик. Прости… Я идиот. Я такой идиот.
Поперёк горла встал горький комок, препятствующий словам. Никк выл от бессилия и беспомощности. У него не было сил встать, но он упрямо тянул железные прутья решётки в разные стороны, будто мог сломать их и вытащить брата на волю.
И Делрои не заметили, как голоса, что служили фоном их трагичной сцены, постепенно стихали, а им на смену пришёл юркий, тяжёлый топот. Никк протянул руку сквозь прутья, успев коснуться кончиками пальцев руки брата. Эрик сжал ладонь, но поймал лишь пустоту.
– Нет! Нет! Нет! Не бросай меня снова! Брат, где ты? Скажи хоть слово! – взревел младший Делрой и заёрзал как распластанная лягушка. Он тянул руку к пустоте и не знал, что в рот Никку засунули кляп и, повалив на пол, скрутили в смирительную рубашку; что старший брат беспомощно, мыча и плача, наблюдал, как Эрик хватается за пустоту, стеная и умоляя, чтобы брат взял его за руку. Укол в шею, и Никка поглотил навязанный ненавистный для всех пациентов Медитокса сон.
Эрик поднялся с трудом, не с первого раза, и, боясь вновь потерять равновесие, навалился на решётку, прислонившись к прохладным прутьям лбом. Тяжело дыша, он вслушивался в громкую тишину, уловить хоть один источник шума. Вот он. Шаги. Кто-то приближался к его палате.
– Никк? – с надеждой позвал он.
– Никка здесь нет, и никогда не было, – промолвил некто завораживающим, глубоким голосом с хриплыми нотками.
Эрик сжал прутья, заскрипев зубами, и разгневанно воскликнул:
– Он был здесь! Я слышал его голос! Я чувствовал его!
– Это твоё воображение, Эрик. Ты принимаешь желаемое за действительное, ты сам усугубляешь свою болезнь, терзая себя наивными мечтами.
– Ты врёшь мне, Брайен! Никк был здесь! Я знаю это!
Из тени вышел мужчина, высокий и статный, слегка сутулый под гнетом невидимой ноши, которую таскал за собой в виде бесчисленных невзгод, что оставили следы в виде едва проступающих морщин. Светло-русые волосы уложены назад, открывая