природа: постепенно зазеленевшие берега, летящая с набухающих почек пирамидальных тополей восковая шелуха, оживающие кусты жёлтой акации на прибрежных склонах – всё успокаивало и лечило невысказанное. Главное оставалось – обойти стороной пьяные компании у Голубого, которые с десяти уже начинали собираться, иногда, как тучи, росли и набухали, а к вечеру в воздухе появлялись грозы угрозы: всё громче гремели раскаты мата, всё чаще блистали молнии взаимных оскорблений локальных конфликтов, переходящих в градобой драк, иногда – всеобщих!
Но с утра снова пригревало солнышко, пели, как ни в чём не бывало, птицы, старушки собирали под кустиками уцелевшие после вчерашнего бутылки и даже кое-кто, несмотря на раннюю весну, пытался посидеть на бережку с удочкой. К обеду всё возвращалось на круги своя…
Если всё это иметь в виду – жить можно! Миклуха иногда поднимался на горушку, бродил между пнями давно загубленного ввиду нерентабельности сада на склоне, опускался к Маслову роднику-колодцу в Дроновом яру. А иногда – напротив, пройдя по своему обычному пути: по гребле, сельскому берегу пруда до Дуная, по пешеходной дорожке в парк – ходил в кино на первый вечерний сеанс или на детский – двухчасовой, без разницы… И очень часто – в библиотеку (теперь – библиотека имени Андрея Бахтинова, драгоценного нашего земляка – замечательного поэта-романтика). Это – за парком, рядом со школой. Чтение увлекало, как ничто другое и всё больше отбивало от компаний старшеклассников, ещё не знающих, как привлечь внимание уже признанных школьных красавиц иначе, чем как только шкодить в парке и всё пристальнее присматривающихся к Голубому. Постепенно эти кучки двоечников, прогульщиков и хулиганов осваивали территорию парка. В попытках утвердиться не мытьём – так катаньем, не в учёбе – так в хулиганстве, всё больше сдвигались в сторону «взрослой» жизни. В прямом и переносном смысле. Уж в парке даже мужики старались обойти стороной их компании, расположившиеся где-нибудь в аллее, на сдвинутых массивных деревянных на литом ажурном чугунном основании парковых скамейках. Сидели, как «белые люди», на спинках скамеек, грязной обувью на сидении. А в буквальном смысле происходила постепенная миграция этих шаек с верхней части парка, от школы, – к нижней и по пешеходной дорожке на берег пруда к Голубому Дунаю. И тут уж, наконец-то, происходило долгожданное посвящение во взрослую жизнь. Тут и участковый реже появлялся, да и то, чтоб, как и все нормальные люди, хлопнуть на дармовщинку стаканчик-другой, заодно поинтересоваться у хозяйки Шуры:
– Как тут у тебя, – окинув с превосходством положения взглядом «отдыхающих», – всё в порядке?
Реже тут можно было встретить и родителей, их благочестивых знакомых и соседей. Зато свободы и взрослой самостоятельности… гуляй – не хочу! Это не в школе за партой часами сидеть или заикаться и краснеть у доски, а потом выслушивать