тяжелые пряди, ласкали теплый затылок и высокий лоб, гладили черные брови – о, их совершенному изгибу мог бы позавидовать лук Амура или молодой полумесяц, а любая киноактриса или театральная дива отдала бы год жизни за такие густые и длинные ресницы…
– Ты убьешь меня!.. – выдохнул Эрнест, намертво сжал своими бедрами бедро любовника и обнял так крепко, что оторвать его от Марэ не смогла бы даже пара цирковых силачей. – Ты меня убьешь…
– Нет-нет, ни в коем случае! – горячо возразил Жан, восприняв отчаянный возглас слишком буквально, но тут же понял его истинную причину, и, обозвав себя неосторожным глупцом, подхватил юношу на руки, точно Юпитер-Ганимеда, и, спасая из ледяной воды, немедленно вынес на берег и уложил на траву.
– Сейчас… сейчас я согрею тебя… О, мой бог, ты можешь простыть и заболеть… Прости, прости, я все исправлю… – шептал он, охваченный острым раскаянием в своем легкомыслии. Ему-то ледяная вода была нипочем, особенно с тех пор, как он едва не утонул в горном потоке на съемках «Рюи Блаза», а вот мальчик уже был холоднее мраморной статуи…
Эрнест засмеялся – пожалуй, он никогда еще не чувствовал себя таким счастливым -и дерзко прижался к Жану всем телом, давая понять, что он напрасно тревожится:
– Мой король… если я бог – как же я могу заболеть?.. Ну, а если я простой смертный, а настоящий бог – ты, мне и подавно ничего не грозит… разве что взорваться от желания… но это тебе исправить пара пустяков, да?..
Присовокупив к словам действия, он расстегнул на Марэ ремень и потянулся к пуговицам на бриджах.
– Да, да, мой драгоценный мальчик… Все, что пожелаешь, я все готов сделать для тебя… – словно в опьянении бормотал Жан, ощущая, как от касаний тонких пальцев Эрнеста по его телу словно пробегают электрические волны, и напряжение становится непереносимым.
Пока юный Ганимед смело расстегивал его бриджи, обе ладони Жана переместились на высокие скулы любовника… Он вновь завладел его губами, старательно отвлекая себя от желания немедленно поступить точно так же с насквозь промокшими джинсами своего мальчика. Их все-таки надо было снять – хотя бы ради того, чтобы выжать и высушить – но Марэ боялся не сдержать свою страсть и попросту сломать молнию или разорвать плотную ткань, облепившую стройные ноги художника.
– Ммммм… Жааан… джинсы… – простонал Эрнест, едва получил возможность вздохнуть между взаимно жадными поцелуями.
– Д-да, прости… давай я помогу тебе… – Марэ немного отстранил Эрнеста от себя, получив возможность чуть-чуть отдышаться и унять дрожь нетерпения в руках.
Верней не стал его дожидаться: сам расстегнул ремень и молнию, и принялся стягивать джинсы с бедер. В положении лежа это получалось плохо. И Жан, встав на колени, присоединил свои усилия к усилиям художника. Плотная мокрая ткань нехотя поддалась, но тут Марэ ожидал новый сюрприз… Под джинсами не оказалось