была отравлена идеями радикального феминизма и в любом случае не годилась для роли верной жены и устроительницы домашнего очага.
Когда граф несколько месяцев назад внезапно овдовел и осиротел, сын примчался к нему из Англии, бросив все; они наконец-то объяснились, рыдая друг у друга в объятиях, и мир в семье – точнее, в ее жалких остатках – был восстановлен. Сен-Бриз надеялся, что теперь-то Эрнест образумится и заведет жену. После трагической гибели обеих сводных сестричек, он остался единственным наследником рода, а значит, был обязан, просто обязан продолжить его в потомстве, рожденном в законном браке!
И вот теперь, едва Эжен начал приходить в себя и думать, кого из юных соседских дочерей-аристократок может просватать за сына, на горизонте вновь возник этот Марэ… Вот уж поистине злой гений семейства Сен-Бриз! И все надежды графа на скорое появление внуков рискуют рухнуть, а матримониальные планы – оказаться погребенными под обломками благопристойности, сметенной цунами порочного влечения.
Эрнест и сам был уверен, что если бы отец заранее знал об участии в съемках фильма Жана Марэ – ни за что не дал бы согласия пустить «банду Юнебелля» в фамильный замок, и никакие уговоры бы не помогли… Вот почему он поначалу решил избегать совместных актерских трапез, не приглашать туда Ирму и довольствоваться милыми посиделками (и полежалками…) на троих, на территории своей спальни или в студии, размещенной в угловой башне левого крыла.
Присутствие в замке любовницы сына граф мог бы стерпеть и даже приветствовать, но на беду, горячей английской вдовушке уже стукнуло тридцать девять, и она была вызывающе бездетна. По счастью, Ирма и сама не горела желанием ни представляться графу, ни тусоваться с актерами – всего этого она сполна наелась дома, в Лондоне. Франция для нее заключалась в готических башнях, живописных холмах, бургундском вине, антикварных редкостях… и прекрасном теле Эрнеста Вернея. Неожиданный «третий лишний» – Роже Пикар – оказался в итоге совсем не лишним, а пикантной, как дижонская горчица, приправой к основному блюду.
У Бога, как всегда, были собственные планы… Если накануне вечером Эрнест думал, что справится, последует всем рекомендациям Шаффхаузена и как-нибудь вытерпит пятидневное соседство с обожаемым, но отвергшим его из благих побуждений мужчиной, то утренняя встреча в конюшне все изменила за пару минут. Изменила, запутала и усложнила.
Пока что Эрнест знал одно: он ни за что на свете не пропустит актерский ужин. Съемочный день, воровавший у него присутствие и внимание Жана, и так оказался чересчур долгим… Художника не утешали ни похвалы Макса (3), ни щедрые комплименты Юнебелля – мэтр был необычайно доволен качеством декораций, их полной исторической достоверностью, а самое главное, многочисленными деталями, изящными мелочами, которые Эрнест придумал и воплотил, чтобы сделать пространство фильма