мне знать, – заметила вслух она, – как выглядит этот лес во всей красе, с птичьим пением.
– Послушаете еще, – отозвался Аудмунд, тоже усердно работавший ложкой, – если, конечно, будет желание.
– Думаю, что будет, – ответила Ретта.
Молодой солдат, на вид чуть больше двадцати лет, очень серьезный, черноволосый и черноглазый, стал тушить костры. Подойдя к бочке, примостившейся на краю поляны, заглянул внутрь и крикнул:
– Командир, тут еще осталась вода!
– Не выливай! – мгновенно среагировал Аудмунд и, поставив уже пустую миску на землю, приказал: – Ну-ка, слей мне!
И принялся стаскивать с себя куртку с рубашкой. Солдат с готовностью ухватился за ковшик. А оборотень отошел в сторонку и принялся с удовольствием намываться, периодически громко, почти как настоящий кот, отфыркиваясь.
Картина была волнующая и завораживающая. Конечно же, обнаженный мужской торс был не тем зрелищем, к которому успела привыкнуть в Эссе юная герцогиня. Перевязки в госпитале, безусловно, не в счет – там все иначе. В пациенте, сколь бы красив он ни был, никогда не видишь мужчину – того, кто может заставить кровь бежать по жилам быстрее, это просто объект для работы.
Но здесь, в лесу Вотростена, на залитой ярким утренним солнцем поляне, она наблюдала, как моется Аудмунд, как мышцы его напрягаются под загорелой кожей, и чувствовала, что отчаянно краснеет, однако все равно не могла оторвать взгляда от крепкой, сильной фигуры брата князя.
Аудмунд вытерся старой рубашкой и полез в сумку, выудив оттуда новую, видимо ту самую, что накануне предлагал Ретте, оделся и снова, как недавно в лесу, замер, подставив лицо свету. На губах его играла легкая, мечтательная улыбка, во всем облике, в каждом взгляде и жесте читались уверенность и сила, и Ретта вдруг осознала то, на что накануне из-за собственной усталости и переживаний не обратила внимания – что Аудмунд не только командир отряда и брат князя, но и весьма привлекательный мужчина. Подумала и опять покраснела.
«А Бардульв, – вдруг подумала она, – легко убьет меня, когда я рожу ребенка».
Ведь после этого ее жалкая жизнь больше будет ему не нужна. Мысли ее разбегались. Возможно, то, что рассказал Аудмунд, произвело слишком сильное впечатление, однако охватившее ее душу смятение никак не хотело улечься.
Удивительно, но, кажется, Ретта была близка к тому, чтобы пожалеть. Пожалеть о том, что боги послали ей в мужья не того брата. С Аудмундом, несмотря на его полузвериную природу, ей вряд ли пришлось бы оглядываться и дрожать – до сих пор все его поведение говорило за то, что маршал Вотростена человек чести. Да и солдат не обманешь, уж это она хорошо понимала – недостойного командира они никогда не будут любить.
Аудмунд обернулся, посмотрев ей в глаза, но она не стала смущаться и опускать головы. Напротив – выдержала взгляд с достоинством.
– Ну что, Алеретт, – спросил он, подходя ближе, – вы готовы ехать?
– Да, – ответила она.
Тогда