жилетки, и удовлетворенно похлопал по ней пальцами.
– Чем опять не угодил-то?
– Будто не знаешь?
– Ха! – воскликнул Иван Прокопьевич, – Зачем ему, мужику, жемчуг? Узнает сколько он стоит, али продавать понесет – пропадет человече. Скажут, украл, и в тюрьму посадят. Я, можно сказать, его от гибели спас.
– Неужели?
– Говорю же! Откуда в нашем захолустье такие ценности? Мы де не в Индии.
– А правда, откуда? – тетушка уставилась на мужа, подразумевая в своем вопросе что-то такое, о чем знали только они двое.
Иван Прокопьевич жалобно застонал и замотал головою.
– Ну, сколько можно, Тонечка! Мы, кажется, говорили с тобой на эту тему тысячу раз. Давай оставим, до поры до времени, а?
Антонина Григорьевна отвернулась, и молча направилась в дом.
– Мне собираться надо! – крикнул ей вслед Иван Прокопьевич.
– Когда ты вернешься? – спросил я заскучавшего дядюшку.
– Точно не знаю. Дня два, наверное.
– А мы как же?
– В смысле? Боишься, что зайцы одолеют? Не дрейфь!
Иван Прокопьевич опустился на колено и взял меня за руку.
– Поручаю тебе охранять нашу милую Антонину Григорьевну. Ты мужчина, и никакие дикие кролики не должны посеять в твоей душе панику. Я же поеду мимо Нечаевки, и отправлю вам в помощь старика Власова.
Я кивнул.
– Тогда пошли в дом. Пообедаем, а потом я поеду.
Когда мы с тетушкой вышли провожать Ивана Прокопьевича, мне почему-то подумалось: вот бы найти таких жемчужин побольше! А вдруг в лесу клад! А вдруг их там видимо-невидимо.
Для меня, маленького мальчика, жемчуг представлял интерес не как средство обогащения, а в качестве игрушек. Например, как оловянные солдатики. Ведь и заячьи глазки я выковыривал ради забавы.
***
Вечером пришел Власов. То был мужик шестидесяти годов, хотя и выглядел намного старше, благодаря широченной бороде. А еще, у него был один глаз, и деревянная нога! И если бы у него не хватало так же руки, а на ее месте был железный крючок, он напоминал бы мне книжного пирата или разбойника.
Его одинокую фигуру, ковыляющую по дороге, я заметил издалека, потому как заранее ждал. Я окликнул тетушку, и побежал навстречу, радостно приветствуя.
Власова я хорошо знал, ведь он бывал у нас раньше. Дядюшка непременно посылал за ним, если нужно было «подлечить скотинку». Старик разбирался в лошадиных болезнях, а если что, мог принять роды у дядюшкиных сук, если дело каким-то образом осложнялось. В общем, полезный мужик.
Единственно, с чем я никогда не мог определиться, это то, в какую сторону смотрел его стеклянный глаз, когда он говорил со мною. Глаз всегда смотрел в сторону или поверх меня, поэтому общаясь со стариком, я останавливался на его бороде или мясистой переносице. Из его же рассказов я помнил, что глаз и ногу он потерял на охоте, еще по молодости. И мне было жаль его.
– Здравствуй, Власов! Мы тебя заждались!
– Здравствуй,