даже! Такие оба гордые. А я не хочу выбирать между вами, не хочу, чтобы вы гадости друг про друга говорили, ну можно же это всё сделать как-то по-нормальному, мам?
Мелиссе развернулась к дочери, прислонившись к плите, и замерла, держа в руках большую стёганую рукавицу, которой обычно управлялась с горячими сковородками и кастрюлями. Она посмотрела на припухлые щёки девочки. Совершенно невзрослая. Ну совсем. Красится как оклан перед боем, но внутри-то ребёныш совсем. Мелиссе присела напротив, открыла коробку со слойками, протянула одну из них дочери и сказала: ты ещё юна и даже не представляешь, как устроена эта жизнь. Ну, началось, подумала Пирре и ей захотелось выпрыгнуть в окно, только чтобы не слушать всю эту нудную лабуду.
Мелиссе облокотилась на столешницу и, сверля глазами лицо дочери, сказала, милая, ты ни черта не знаешь ни о мужчинах, ни о том, как они устроены, ни о том, какими они могут быть, если что-то идёт против их воли. Твой отец, конечно, любит тебя, но он, прежде всего мужчина, он самец и думает, как самец. И не надо думать или делать вид, что его любовь застрахует тебя от всех неприятностей. Ничего подобного. Эта сучка Хеккубе приберёт к рукам всё до последнего гроша, а ты останешься нищей. Любимой? Да, безусловно. Но нищей. Ты же не знаешь, каково это? Жить в бедности? Каково выбирать между новыми туфлями и лишним пончиком? Каково это: брать тот кусок мяса, что можешь себе позволить, со всеми прожилками, заветренный, несвежий, а не мягкую вырезку без единой жиринки? Когда ты месяцами ешь вчерашний хлеб, потому что он дешевле. Всего на полгрошика дешевле, но эти полгрошика могут спасти тебе жизнь. Ты никогда об этом не задумывалась? Конечно, никогда. Откуда такие мысли, ведь ты с детства ела серебряными приборами. Если продать твою вилку и нож, то обычный человек сможет полгода жить на полученные деньги, ты это понимаешь?!
Мама, мы проходили это сто тысяч раз, угрюмо ответила Пирре, рисуя пальцем узор между крошек, насыпавшихся с надкушенной слойки: я знаю, что вы с папой выбились из нищеты… Это не мы с ним выбились, закричала Мелиссе: это я вывела его в люди, я дала ему мечту, я помогла ему эту мечту исполнить! Без меня он так и оставался бы нищим гоплитом с хорошей родословной! Кому в наши дни интересно, что его род идёт от самих Святых Полуночников?! Его отец под старость лет… Я знаю, перебила Пирре унылым голосом: был вынужден чинить ботинки возле рынка. А бабушка вязала на продажу. Мама, ты мне сто раз уже рассказывала… И ещё сто раз расскажу, в гневе выкрикнула Мелиссе, выставив вперёд указательный палец, как рапиру: я не хочу, чтобы всё, созданное моей семьёй, досталось этой дряни, этой потаскухе, этой двуличной твари, с которой трахается твой отец! Что? Не нравится слово трахается? А что он, по-твоему с ней делает? Держится за ручки? Читает ей мистериумы? Он трахается с ней, а она визжит, чтобы ему угодить, чтобы дождаться, когда он окончательно ослабеет и прибрать всё к рукам. И помяни мои слова, ты опомниться не успеешь,