между собранными пакетами и коробками, садилась на диван, обхватив руками колени, и вспоминала, как жилось здесь все восемь лет. Она глядела в родные углы и скользила глазами по обоям, стараясь запомнить абстрактный рисунок, по привычке выискивая в нём лица людей и гротескные образы зверей. Когда-то и в ту квартиру въехала и точно также долго не принимала возникший новый мир. Но и тогда, как и сейчас, у семьи не было выбора остаться. Первое время, засыпая, Саша жмурилась и представляла, как проснётся в старой спальне за тысячи километров от Москвы, в Республике Бурятия, а теперь точно знала, что закройся одеялом с головой, ничего-то это не изменит, придётся с натугой поднимать переполненные пакеты и нести на пятый этаж другого дома.
Вместе с этим переездом маховик событий закрутился с какой-то неумолимой скоростью, захватывая в водоворот всё вокруг – тут и жених с кольцом, и Саша в искусственной эйфории, и Степан Григорьев, свалившийся снежным комом, и новая работа. И всё это грудилось обломками внутри неё.
В матери крепко сплелись забота о детях с осуждением, вытекающим из непростого характера. Детство её было сложным, как у многих детей того времени – зарплаты у родителей небольшие, возможностей немного, съёмная квартира в общежитии, трое детей в семье, она старшая. Что-то было такое надломленное в те годы в советских детях из обычных семей. Любовь родителей была как у всех, но мир был другой и требовал стойкости и следованию правому делу во имя комсомола. В пятнадцать погиб отец. Она признавалась, что на похоронах не смогла заплакать, и потеря наложило тень на всё – вышла замуж в восемнадцать за того, кого отец не одобрял, но зато было ощущение надёжного рядом плеча. Брак был недолгим, и вышла она из него на руках с сыном Юрой. Работа на себя, учёба с грудным ребёнком, подработка в спортивной школе, потом повышение до начальницы, а затем бахнули «девяностые». В эти годы Галина Юрьевна встретила Сашиного отца, но когда девочке было года три, он уехал учиться в военную академию. Чтобы обеспечить ей и её матери нормальную жизнь, работал по ночам, как и многие офицеры того времени – в клубах и казино в качестве охранника.
Деньги всегда выступали мерилом надёжности и некой формы счастья для Галины Юрьевны. «Семейное счастье придёт, а вот у балбеса как не было денег, так и не появится», – твердила она, глядя на какого-нибудь Сашиного поклонника.
Но в Алексее мать видела эту надёжность.
Саше было тяжело определять семейную жизнь из денежного благополучия, хотя привыкла жить хорошо, не богато, но всего хватало, и считала двуличным сначала говорить о достатке, а потом – о любви. Когда пошли разговоры, сначала осторожные, ненавязчивые, а потом из желания выговориться, чтобы не оставить закиснуть, про Стёпу, мать поначалу не взвилась, но чем острее деградировало общение жениха и невесты, и чем дольше та проводила время с пришлым юношей, тем, прежде заботливые наставления, превращались в колкие придирки. Мать, разозлившись, не могла остановиться, и горькие тяжёлые слова летели как черепица с крыш. Галина Юрьевна нападала,