спросил Борис Петрович, тоже опершись локтями на стол.
– Ничего я не предлагаю. – Дашка надулась. Отхлебнула из чашки немного кипятка.
Жжется, должно быть.
– А ты у нас, видимо, живешь только для того, чтобы весело проводить время. На те деньги, что родители дают? – Борис Петрович изо всех сил старался не повышать голоса, но получалось у него не очень. – Телефон дали родители, одежду дали родители, кормят тебя, поют, в школу хорошую перевели, все чтобы ты выпендривалась, да? Еще бы! Никто тебя не понимает, никто не поддерживает, только почему-то возвращаться есть куда, и чай пить есть где, и даже из чего! И деньги откуда-то берутся! Подумать только! С неба падают, что ли!
– И что, все дело в деньгах, да? – Дашины глаза сверкнули, а космы колыхнулись из стороны в сторону. – Все из-за денег? Да если бы у меня была такая жизнь, как у вас, удавиться проще было бы! Вы друг с другом-то не разговариваете! Ходите, как роботы, заели одно и то же, как роботы, вначале школа, потом универ, потом работа, потом замуж, потом дети, потом карточка пенсионера, потом смерть! У-у-у, не дай бог отступить от программы, что ж будет-то тогда! Может, человек поживет немного! Вот страшно-то!
Борис Петрович внимательно посмотрел на нее и сказал:
– Очень.
Дашка осеклась.
Некоторое время они молчали – она отхлебывала чай и смотрела в сторону, мимо него, а Борис Петрович старался унять гудение в своей голове.
– Знаешь что, Даша. – он посмотрел на нее в упор. – Допустим, мы скучные и жить нам незачем. Вполне могли бы и умереть. Чт уж там.
– Я не говорила…
– Я знаю, что ты говорила. И вот что я тебе скажу. – Борис Петрович наклонился вперед. – Ты думаешь, что ты такая уж особенная, да? Да?
Дашка не отвечала.
– Я тебе скажу. Вот тебе секрет. И ты будешь как другие. И в университет пойдешь, как другие, и замуж выйдешь, как другие, и работать тоже будешь, как другие!
– Не буду, – сказала Дашка тихо.
– Смею тебя уверить, – Борис Петрович чуть наклонился вперед, – что то, что свобода это не там, где нет твоих родителей. Моих родителей уже нет. Можешь мне поверить.
Дашка зыркнула на него. Потом поднялась и пристроила чашку в раковину.
– Я буду за себя решать! – бросила она, выходя из кухни. – А у вас знаете что? Ни черта не изменится. Через десять лет ничего не изменится. Так же будешь сидеть на этой кухне, за этим же столом.
– А хуже всего знаешь что?! – она вздернула вверх обе руки. – Что тебя это устраивает!
Когда она ушла, в кухне стало пусто. Борис Петрович продолжал сидеть. Ему хотелось открыть окно и нырнуть, как рыбкой в бассейн, головой в вечернюю синь. Черный свет, и то, что лежало за фонарным кругом, его приманивало.
Мысль вдруг пришла и осталась – тогда, наверное, достаточно жить, когда тебе спокойно с ощущением того, что ты уйдешь. Этот край, воздушная граница между краем ночи и рассветом – не кажется тебе тревожной. Бывает ли