покачнуться и безжизненно осесть кому-то на руки.
– У вас скверная привычка, дорогая, – говорил ей лектор. – Скверная привычка припадать на слова. Вы одно нашли и эдак художественно на него припадаете, хромаете, чтобы все заметили. И допустим. Допустим, все заметили. А дальше что? Вам же нечего предложить, кроме этих самых слов. В глубину бурить вам неохота, приглядываться, что внутри, вам лень. Только бы выуживать слова. Слово, слово, слово, еще слово, какое красивое слово… тьфу!
Это была правда. Уварова имела обыкновение писать истории «женские», жалостливые и со словами, прибранными друг к другу аккуратно, как крючки на занавеске, которые все надо было вдеть в колечки и ни одного колечка не пропустить. Она очень любила героинь из бедных семей, обездоленных и несчастных: в школу они ходили в продырявленной обуви, их пинали в бок и щипали за грудь, но счастье буквально выпрыгивало на них из-за угла, когда Уваровой этого хотелось, а им оставалось только поднимать ему навстречу полные слез и надежд глаза.
За ее текстами было что-то объемное, жадное, мокрое и бесконечно пульсирующее, вроде шара, вбирающего в себя все больше и больше. Оно разбухало и, чавкая, особо не думало о том, что всосать, и из жадности всасывало все подряд.
Вот что бывает, когда везде пытаешься вкрячить любовную историю, вдавить ее туда и замазать – неаккуратно, большим пальцем, как стирают с мужского подбородка след губной помады.
– Ритм – он врожденный, – продолжал лектор. – С ним рождаются. Можно поменять жанр, можно поменять голос. Можно попробовать запутать читателя, ведя его от начала к концу. Но ритм, это вот расстояние, эта манера расставлять в предложении слова – она вроде почерка. Рано или поздно все равно собьешься.
– А если не получается писать в одном ритме?
Лектор приостановился.
– Просто слушайте. Слушайте, как звучит фраза, слушайте, как пишут другие, слушайте, как звучат диалоги, слушайте, какой ритм у музыки, как слово выбивается из общего ряда. Это же слышно. А если совсем не получается, просто доверьтесь тексту – держите в уме то, куда хотите прийти, держите в голове пункт назначения. Если получается коряво, то это всегда можно поправить. А вот если выходит не то, что вы хотите сказать, это уже хуже.
– Я вообще не могу понять, – пожаловалась Уварова. – Иногда напишу вроде нормально, потом перечитаю и думаю – ой!
– Вот именно – ой, – лектор наклонил голову в ее сторону. – Ой! Перечитайте, поправьте. Если вы не чувствуете ритм, не обязательно натягивать его на уже готовый текст. По тексту же чувствуется напряжение. Я не люблю читать, когда видно, как автор выпрыгивает из штанишек. Не надо!
Он помолчал.
– Надо только знать, куда вы направляетесь. Если вы знаете, куда направляетесь, и у вас достаточно дисциплины, то вы туда придете. Вот кто-то спросил у меня недавно, какой текст можно считать законченным. Текст можно считать законченным тогда, когда вы прибыли