а сюзерен лишился вассала! Отец Фауштину говорил, что во время этого ужасного ритуала зачастую присутствует ассистент, который наносит coup de grace* дабы прекратить страдания подопечного. Это имел в виду Машашигу? Что он снесёт голову Гуштаву, когда того будут пытать непосредственно перед казнью? От подобных мыслей живот молодого человека скручивался в тугой узел, а в сердце заползал столь сильный страх, что его не удавалось изгнать и тремя молитвами подряд.
Ведь язычники, со слов отца Фауштину, весьма поднаторели в искусстве лишения жизни ближнего своего, причём наиболее мучительным способом. Говорят, сам Еяшу Токугава , первый из династии нынешних сёгунов, казнил одного из своих оппонентов бамбуковой пилой. Бедолагу закопали в землю по шею и положили рядом расщеплённую бамбуковую палку. И каждый желающий мог сделать несколько надрезов на его шее этим «инструментом». Страдания несчастного закончились лишь на десятый день. Христиан же здесь или прибивали к крестам, явно издеваясь над страданиями самого Иисуса, или топили на этих крестах в море, или сжигали живьём. И когда Гуштаву думал об этом, то, к своему ужасу, понимал, что «удар милосердия» от Като был бы предпочтительней.
А вот чего он не понимал, так это как может помочь язычникам. То, с чем они столкнулись, вряд ли имело отношение к Христу, он даже не был уверен, что это сатанинское отродье. Возможно, какая-то болезнь, хотя ожившие трупы… Отец Дезидериу, один самых старых настоятелей, как-то поведал, что в некоторых чернокожих племенах живут колдуны, способные оживить мертвеца и подчинить своей воле. Являются ли существа, которых японцы зовут бусо, ревенантами*? Но ведь те действуют в ночи, как и местные баке-моно. Только, похоже, этим порождениям преисподней забыли рассказать о правилах.
Вот от этих размышлений и отвлёк молодого человека голос самурая:
– Кирин, – произнёс Като его новое имя, – кажется, я придумал, где ты проведёшь ночь.
«Нужник или конюшня? – Гуштаву попытался сам себя подбодрить шуткой. – Уж лучше конюшня, там хотя бы тепло».
– В замке есть пустая комната, – неожиданно сообщил самурай. – Будешь спать там. И не вздумай шастать!
– Хорошо, Като-сан, – пробормотал поражённый монах.
Сил кивать уже не было. «Наверное, какая-нибудь сырая кладовка для садового инструмента», – решил он. Но, к его удивлению, помещение оказалось вполне приличным. Иезуит даже хмыкнул, поняв, что Като говорил буквально – в крохотной комнатёнке не было ровным счётом ничего, кроме соломенных матов на полу. А дальше стало ещё интересней – ему предложили смену одежды и ужин, состоявший из двух плошек рисово-пшеничной каши и целого чайника чая. Отец Фауштину научил его пользоваться палочками для еды, поскольку эти заблудшие дикари, проживающие на самом краю мира, не знали, что такое ложки и вилки, и юноша с жадностью проглотил всё, что ему принесли. Насчёт «шастать» самурай мог бы не волноваться – непривычный к седлу да Кунья совершенно