стальных оков, которые ранее служили его инструментом управления и мощи.
Его правление началось с масштабных реформ. Морвейн стремился преобразить Кригориан, укрепить его границы и повысить уровень жизни народа через развитие торговли и внедрение новых аграрных технологий. Он внедрил систему строгой, но эффективной администрации. Однако, его попытки контролировать все аспекты жизни вызвали сопротивление как среди аристократии, так и среди простого народа, постепенно накапливая недовольство.
В ответ на зарубежные угрозы Морвейн усилил военное присутствие и принял жёсткие меры внутренней безопасности. Эти меры временно восстанавливали порядок, но заодно сеяли страх и недоверие среди населения. С течением времени методы управления Морвейна, изначально воспринимаемые как необходимость, стали восприниматься как тирания. Его жажда контроля, скрывавшаяся за стремлением к порядку, в итоге привела к гражданским беспорядкам и его собственному свержению.
Таким образом, в мире, где каждый шаг по заснеженной равнине может оказаться последним, Морвейн понял, что настоящие угрозы Кригориану исходят не извне, а из самого сердца его правления. Принудительные методы, которые он использовал для удержания власти, в конце концов привели к его изгнанию, оставив его один на один с мрачными размышлениями о собственных ошибках и упущенных возможностях.
Лежа на холодном каменном полу пещеры, окружённый враждебно настроенными воинами, Морвейн ощутил, как тяжесть железа давила на его запястья и щиколотки, впиваясь в кожу и вызывая острую боль. Эти оковы, ставшие напоминанием о его новом положении не как хозяина, а как пленника, усиливали его страдания. Полученная в бою рана пульсировала и жгла, добавляя физической боли к его мучениям. Внутренний монолог Морвейна разгорался от размышлений:
«Как же я ненавижу эти цепи… Они напоминают мне о поражении, о моей утраченной власти. Но больше всего меня мучает не унижение, а эта рана. Она жжёт меня изнутри, словно огонь, поджигающий последние остатки моего терпения. Я чувствую, как кровь кипит от ярости и обиды. Каждый удар сердца – это напоминание о моём поражении, о том, что я позволил себя поймать.»
«Но разве я действительно позволю себе быть побеждённым? Нет, это немыслимо. Я должен найти способ использовать эту ситуацию в свою пользу. Возможно, даже моя боль может служить мне… Возможно, она даст мне преимущество, покажет, как обратить всё в свою пользу. Мне нужно только сохранять ясность ума и не позволять боли овладеть мной полностью.»
Пытаясь скрыть своё замешательство, Морвейн спросил: «И кто же ты, чтобы ставить себя надо мной? Представься!»
Перед Морвейном стоял Элгар – воин, чья внешность так же красноречиво выражала решимость, как и его дух. Он был высоким и хорошо сложенным, мускулы выделялись под плотно облегающими кожаными доспехами, испещрёнными следами битв. Черные, с серебристыми прядями волосы Элгара свободно спадали на широкие плечи; они были аккуратно собраны назад, чтобы