к руке твоей припасть губами!..
Я отдаюсь в твою навеки власть,
И я готов благодарить послушно
За то, что эта роковая страсть
Тебя не оставляет равнодушной!..
Пальцы менестреля замерли над струнами, озарившими последние слова мелодичным переливом. Госпожа Миррэтрис выслушала песню с лёгкой полуулыбкой, и по окончании её элегантно поаплодировала. Господа и дамы, её окружающие, также поддержали исполнителя бурными овациями, а сам Император признал:
– Право же, маэстро, вы всякий раз вновь и вновь превосходите сами себя с каждым своим новым произведением! Чудесно! Браво! Я бы даже добавил ко всему мною сказанному, что желал бы на какой-нибудь мой собственный придворный праздник небольшую пьесу вашего сочинения. Разумеется, если моя прекрасная и влиятельная сестрица не будет против того, чтобы одолжить нам внимание и умения своего музыканта.
Сказано это было в шутку или нет, Даанель не стал медлить с очередным поклоном.
– Полагаю, сударь Тэрен обязательно найдёт время для того, чтобы порадовать своим сочинением Ваше Величество, – любезно согласилась волшебница. – Скажем, по случаю дня рождения.
Даан поклонился ещё раз.
– А к слову о праздновании таких важных дат, – Император, казалось, полностью вошел во вкус торжеств и праздников. – Надеюсь, тринадцатого дня этого месяца, на пиру в честь вашего дня рождения, моя леди, мы услышим какое-нибудь особенное выступление маэстро Тэрена!
– И я надеюсь, – улыбнулась Госпожа Миррэтрис.
Даан же, уже в который раз кланяясь, даже сам не мог понять собственных эмоций на этот счёт. Император желает пьесу в его сочинении, а прекрасная Госпожа надеется на «что-нибудь особенное» в исполнении Даана. Мысли о том, что же это должно быть, и как следует оформить это «нечто особенное» вмиг вытеснили из его головы всю было распустившуюся спесь за то, как его умения оценили августейшие особы. Теряясь в собственных идеях, он только и смог вновь поклониться, и, прижав к сердцу руку, сказать:
– Как будет угодно моей Госпоже!
* * *
На следующее утро Даан явился в кабинет Госпожи Миррэтрис, как делал теперь усердно и неукоснительно перед завтраком, и намеренно устроился у ног Её Высочества, всеми силами стараясь скрыть от неё своё внезапное смятение. Действительно, мысли о том, что же такого удивительного и неповторимого он может исполнить для волшебницы по случаю её предстоящего дня рождения, не давали ему покоя весь остаток вчерашнего дня. Даже ночью, кажется, он что-то такое видел во сне. Ручаться в этом Даанель не стал бы, но того, что сон его был так или иначе связан с возлюбленной Госпожой, сомнений у него никаких не было. Особенно после пробуждения…
– Ты сегодня на редкость тихий и смирный, – отметила леди Миррэтрис, коснувшись рукой кудрявой головы менестреля. – Немного неожиданно.
– Я вдруг подумал, что Вам, моя прекрасная Госпожа, утренние песни могут слишком докучать. А мне бы этого вовсе не хотелось.
– Что ж, – улыбнулась волшебница, – если ты не достаточно хорошо выспался, и