так в шею. Ступай отсель, девочка, по добру, по здорову… Не, ну ты видала такую, а?.. Ну что, хлебать-то будем сегодня или как?.. Что, правильно я сделал, что ее выгнал?
– Правильно, а как же.
Я нога за ногу побрела к двери, сзади стучали ложками и переговаривались дед Гинек со своей племянницей. Я взялась за дверную ручку – грязную, но узорчатую.
– Эй, Кветка! – голос деда остановил меня в дверях. – Ладно, твоя взяла, выучу тебя маленько. Вечерком завтра заходи.
Я так и просияла. Дедова племянница возмущенно заругалась.
***
Все следующие вечера я бегала к деду Гинеку. Таскала ему воду и мела избу (ох, развела тетка Янка грязи!), еще раз сбегала в лес за строчками (нашла мало, но дед ел да нахваливал), тайком тащила ему яйца от наших несушек и даже как-то раз выклянчила у Петра одного из двух подстреленных зайцев (тот отдал даже не спрашивая, зачем).
Дед учил меня управляться маленькими ножичками и стамесочками, вырезать внутренность дерева острым кольцом на палке, которое называлось «ложкарь». Я прикидывала про себя, как выглядит якорь, и старалась изобразить это из букового корня. Благодаря моей торопливости и неуклюжести приходилось много раз начинать дело заново, и на маленькую поделку я извела длинный корень почти весь.
Работая, я несколько раз попадала ножиком или ложкарем по руке, – поэтому прежде, чем оберег был закончен, я еще не раз поила его кровью.
Кровь – что кровь? С меня не убудет.
Глава 11. КУПАЛО
Оберег был красив. Гладко отполированный, неброского розовато-бурого цвета, привязанный на тонкий кожаный шнурок, он уютно ложился на ладонь. Как заговаривать оберег – и надо ли это делать, – не знала даже бабка, но я верила в его охранную силу. Я всюду носила оберег с собой и искала удобного случая передать его господину. Случай не выпадал: я больше не слышала никакого зова, а идти к замку было откровенно боязно.
Оберег на кожаном шнурке болтался у меня на шее рядом с нательным крестом. Я занималась своими обычными делами, пора была жаркая, покосная, дни летели как птицы.
После ночного похода в лес за корнем меня стал еще больше отличать брат Петр: как-то раз вечером во дворе он подозвал меня, поставил полено на чурбак для колки дров и протянул мне взведенный самострел.
– Стреляй.
Я встала поустойчивее, – самострел был тяжеловат, – как смогла, уперла его ложе себе в плечо, навела кончик стрелы на полено и спустила тетиву. С непривычки меня чуть качнуло, но полено с вонзившейся в него стрелкой упало за чурбак. Брат молча улыбнулся, взвел тетиву обратно, поставил полено на старое место, а на него – маленький обрубочек, размером с мой кулак.
Я снова прицелилась. Обрубочек упал, полено осталось на месте. Петр довольно усмехнулся, подобрал с земли уголек и провел им линию вдоль полена – сверху вниз. Когда полено упало, Петр неторопливо зашел за чурбак и поднял нашу мишень вверх: стрела вонзилась прямо в черту.
– А ты