их семьи, но потом дали добро, принимая во внимание немалое состояние жениха.
На его свадьбе изрядно состарившаяся, но все еще крепкая, мать пролила немало слез радости: ее, спасительницу семьи в тяжелые годы, чествовали особо. Итка и Элишка – графиня Ютта фон Балленштрем и баронесса Элоиза фон Герц – приехали вместе со своими мужьями: обе нарядные, довольные жизнью и полностью забывшие не только язык своего отца, – но и, похоже, его самого.
Своему первенцу Бернхард дал имя Вит – и слушать не хотел ничьих возражений… К сожалению, ребенок умер, не дотянув до года. Зато следующие два сына, названные по отцу и брату его жены – Сигизмунд и Рудольф, благополучно выросли, были зачислены в армию, доблестно сражались с турками; оба женились и приумножили численность и богатство рода.
Одна лишь странность вносила разлад в благополучную жизнь их семьи: со дня возвращения в родной замок и вплоть до своей мирной кончины граф Бернхард продолжал ходить на Страшный Холм – Шрекенштайн – и подолгу молча сидеть там на черном камне. Он никогда и никого не брал с собой, – все знали, что главе рода в эти минуты лучше не мешать. Мать, а затем супруга, поджимали губы и молча качали головами, но ему было все равно: тропинка на склоне не зарастала травой и не покрывалась полностью снегом.
Так он и умер в свой час, вернувшись с одной из таких одиноких прогулок: крепко заснул в кресле у камина, чтобы проснуться век спустя в памяти своего потомка.
***
Четвертый граф фон Рудольштадт из богемской ветви рода, сын Христиана, внук Сигизмунда и правнук Бернхарда, поднялся с черного камня, который за сто лет до его рождения успел послужить плахой. Теперь здесь было тихо, и красная кровь, казалось, стала зеленым мхом, а тысячи костей и сотни душ не взывали из глубины леса к тому, кто их слышал.
Приближался рассвет, небосклон над верхушкой холма из темно-синего постепенно перецветал в серый. Замок, что высился на другом холме, – чуть к западу, полмили прямого полета птицы или полторы пешком по лесу – готовился принять первый луч солнца на крышу бывшей дозорной башни. Его родной замок, колыбель и тюрьма, дом, переживший века и выстоявший в войнах…
Молодой граф так и не смог вспомнить, как и когда он его покинул. Сегодня? Вчера? В прошлом столетии?..
Легкие шаги по склону заглушил шелест качающихся кустов, – ровно там, где век назад взбирался на холм мальчик, что успел к смерти своего отца… Времена изменились, и сейчас он отдал бы душу за то, чтобы дитя, что явится сюда, никогда не увидело ничьей смерти.
***
Небо над дорогой светлело все больше. Вот-вот луч солнца покажется из-за края земли, позолотив то, что успело дотянуться ближе к небу: одинокий дуб на холме средь леса, башни замка на другом холме…
Не очень-то понимая, зачем это делаю, я сошла с дороги, спустилась в заросшую мокрым папоротником ложбину, цепляясь за молодые деревца, полезла по склону.