лазоревым бархатом с золотистыми кистями. Государь оказался обыкновенным мужем зрелого возраста, одетым в парчовый о́хабень брусничного цвета с отложным воротом, усыпанный жемчугом и прочими драгоценными каменьями. На голове сидела чёрная шапка-тафья, расшитая, как у того знатного боярина – золотистыми и зелёными нитями. На пальцах сверкали три перстня: рубиновый яхонт и два диаманта. Ореховые глаза смотрели на юного опричника приветливо и со вниманием.
– Спаситель мой, Государь. Силён в бою, остропонятен в учении, богобоязненный, – улыбнулся князь Милосельский.
– Знаю, справлялся о нём.
Самодержец встал с кресла-трона, прошёл вперёд, замер перед стоящим на коленях опричником, властным движением руки ухватился пальцами за подбородок Якова и приподнял вверх его лицо, ослепляя глаза парня искрами рубинового яхонта.
– Экие очи, зело приятные. Как ручей лесной, васильковым цветом переливаются…
“А Государь то среднего росту, а я думал – великан, – размышлял Яков Лихой, впившись в Царя округлыми глазищами. – И телом совсем сухощавый, никакой дородности у него нету”. Острый взор самодержца насквозь прошивает иглами. Он всё про тебя понимает, всё знает. А чего не поймёт – выяснит. Кит океанский. Всего в себя поглощает, будто гада морского заглатывает. Карасик затрепетал, врос телом в сосновый пол, припомнив картинку чудовища из трактата о космографии. Голов много, огнями дышат, силища невероятная, хвост свитый…
Государь оставил в покое лицо опричника.
– Взор чистый, душа светлая, значит… Ну, Яков Данилович, удалой молоде́ц наш, чего за подвиг желаешь, говори.
“Чего пожелать то? Вот оказия…” – растерялся Яков.
Опричник перевёл взор с Государя на князя Милосельского, что остался стоять у кресла-трона. Юрий Васильевич лукаво подмигнул ему и несколько раз потёр друг о дружку пальцы правой руки…
– Великий Царь! За тебя в Новгородчине верный твой пёс сгинул, товарищ мой, Лёшка Вратынский. Не забудь про семью его, отец родный.
Государь помрачнел лицом, развернулся, прошёл вперёд и снова уселся в трон-кресло.
– Куда загнул, душа чистая. Вратынские – знатная фамилия, мои сродственники, как-никак. За себя проси, Яков Лихой.
– Служить тебе верой и правдой, Царь, вот моя страсть единая, – с чувством выпалил из себя слова Яков Данилович.
Милосельский и Государь добродушно рассмеялись голос в голос.
– Потешил царя, – покачал головой самодержец. – Эх вы, младыя года́, время нехитрых помыслов…
Кесарь поглядел на главу Опричного войска.
– Милосельский жаловал тебе тысячу золотыми червонцами, так? От меня – ещё две тыщи получишь.
Яков Лихой торопливо бухнулся лицом к полу.
– Ну всё, подымайся с колен, будет кланяться, – приказал Царь.
Воин встал и резвыми движениями онемевших пальцев отряхнул бока чёрного кафтана.
– Служи справно и далее, живи достойным сыном Отчизны. Ступай, герой. Червонцы доставит дворцовый подьячий,