девки, тащившие корзины с бельём. Слегка поклониться Ростиславию Куркину умудрился даже мужик с огромной седой бородой, что стоял на самом верху деревянной лестницы и чинил в стене каменную кладку…
“Истинный муравейник…” – мелькнула мысль в голове Якова.
Но вот Куркину и его спутникам встретились на пути двое вельмож, один другого жирнее, наряженные в длиннополые расшитые золотом кафтаны-фе́рязи – бояре из Государева Собрания. У одного на голове имелась высокая меховая горлатка, а у другого – расшитая зелёными и золотистыми нитями шапка-тафья. Толстые пальцы оказались сплошь покрыты драгоценными камнями: яхонты, агаты, смарагды, диаманты… Здесь Куркин и опричный дьяк Колотовкин сами замерли на месте, как подмороженные, сотворили глубокий поклон в пояс. Знать ответила им на приветствие лёгкими кивками шибко благородных голов.
Яков Лихой с удивлением рассматривал высокую горлатную шапку из чернобурой лисицы на голове у вельможи и замедлил с поклоном. Дьяк Колотовкин дёрнул раззяву за рукав кафтана, не разгибая хребта. Опричник одумался и поспешно склонил спину в глубочайшем поклоне. Знатный муж в шапке-тафье пошевелил тонкими пшеничными бровями, как хамоватый рыжий таракан усиками, с неудовольствием разглядывая дерзкого воронца-развисляя. У опричника ёкнуло: “Затянул с поклоном, баля́ба я…”
А когда троица продолжила путешествие по коридорам Детинца, Якову припомнился один разговор при тлеющей свече с ныне покойным подьячим во время шахматной баталии… Колычев размеренно покачал головой, когда опричник Лихой срубил его ферзя, малость времени помолчал, гоняя внутри себя некую мысль, да и выдал replica: “Да уж, Яков Данилович, утекли те времена… Это ныне возгордились собою жабы немерено. Пуп у нас добрый. А бывалоча квакуши млели от страху, когда вороные кафтаны зрели…”
Тревога в душе молодого опричника росла каменной скалой. Яков Данилович совсем растревожился, когда Куркин привёл его к высоким резным дверям, по обеим краям которых стояли двое стрельцов-рынд в белых кафтанах. Вельможа принялся втолковывать герою, как следует входит к кесарю. А в голове худородного дворянина царили сейчас: шум, гам, сумятица. Он сам превратился… не в пташку, нет; в букашку.
Тут Яков Лихой с ужасом осознал, что дьяк Колотовкин… постучал скрюченным пальцем в двери Царской Палаты: тук, тук. Пара мгновений – одна из створок слегка приоткрылась. Опричнику привиделось, что в проёме мелькнул знакомый хищный профиль с крючковатым носом…
– Яков Данилыч, ты чуешь, что я тебе нашёптываю? – озаботился Ростиславий Куркин.
Опричник собрался с духом, откашлялся… и солдатским голосом ответил главе Дворцового приказа:
– Всё слышал, Ростислав Глебович. Все слова запомнил.
– А ты ещё молодцом, карась воложанский, – усмехнулся старик Куркин. – Некоторые попервой в обморок шмякаются…
Яков Лихой осенил себя троекратным знамением.
– С Богом, опричник, – толкнул Якова