в длину лошадиновастая физиономия с выпуклыми скулами. Зато средний Калганов всегда мог внушить уважения всякому собеседнику благородной статью и хищным блеском глаз леона-охотника.
Фёдор и Еремей были одеты сейчас в домашние летние кафтаны красного цвета, а Матвей Иванович прибыл в гости к старшему брату прямиком со службы и смотрелся щёголем: синий кафтан-однорядка с золотистыми позументами, алый кушак с ножнами и кинжалом в них; а на его голове утвердилась высокая шапка-мурмолка с тремя расшитыми золотом полосами, которые были усеянными мелкими жемчугами.
– Здрав живи, Матвей. Какие вести принёс занятные? – спросил Фёдор Калганов.
Матвей Иванович с неудовольствием заглянул внутрь телячьего мешка – там росла горка золотых червонцев.
– Послушай, Фёдор Иванович. Прошу тебя поумерить желания и мздоимство лютое… прекратить.
– С чегой то? – сверкнул косым правым глазом старший брат.
– По всем углам Стольного града только и слышно: Федька вор, Федька казнокрад. Reputatio для грядущего самодержца!
Старший Калганов насупонился. “Опять Матвейка любомудрствует латинскими словечками непонятливыми”.
– Стану Царём – всем болтунам языки поотрываю. А ты, Матвей – глава Посольского приказа. Вот и занимайся иноземными делами, а в мои торговые дела… не лезь. Бояр одарили мы златом? Одарили. Твоим ушам да языкам кажный месяц до сотни рублей уходит.
Еремейка Иванович сызнова вставил писало в держатель. Между старшими зачиналась сварище, младший Калганов поджал перёнковые уши и немного скукожился телом.
– Послушайте, братья. По Стольному граду слухи идут про нас… весьма гадкие. Знаете то? – сменил разговор средний Калганов.
– Что за слухи, Матвей Иванович? Я ничего подобного не ведаю, – подал голос Еремей.
– Будто мы за великую мзду обещали иноземным купцам торговые преимущества.
– Что с того? Людишки завсегда ересь болтают и ладно, – старший Фёдор взял из холщового мешка новый червонец.
– Уверен я: неспроста сплетни идут. Разносит их кто-то с умыслом. Борьба за Трон, кажись, разворачивается. Полагаешь, Фёдор, подкупил знать из Собрания и шабаш? Нет, братец. За власть придётся сражаться.
– Гм, Милосельские? – озадачился Фёдор, вынув изо рта золотую монету.
– Разберусь с этим. Прощаюсь, бывайте.
Уже у самого выхода Матвей Иванович снова обернулся к столу.
– Повторю тебе, Фёдор. Уймись с казнокрадством.
Старший Калганов закинул златой червонец в телячий мешок и уставился косым правым глазом куда-то в уголок. Дверца за средним братом закрылась.
Кому золотишко считать, а кому паутину сплетать…
Вечером сего дня на просторном дворе Симеонова монастыря стояла богатая колымага с крытым верхом – собственность Василия Юрьевича Милосельского. Повозка прибыла в резиденцию Святейшего Митрополита в сопровождении десятка рослых и нагловатых княжеских гайдуков. Их лошади стояли привязанными к коновязи