Никто из знатных не помер ить. К чему беглость такая?
– Спаси Христос, что покуда не на Опричный Двор сволокли Якова Даниловича, – вздохнул Поклонский и перекрестился.
– На Опричный Двор – неловкость. Совсем по-семейному сидел бы там кравчий: где-то поблизости тесть прохлаждается…
Во Дворце осталась парочка сыскных дьяков. Они по очерёдности допросили всех обитателей государевой кухни: стольников, ку́харей, чашников. Всё та же крытая колымага к вечеру вернулась за дьяками во Дворец и укатила служивых людей в Сыскной приказ, где на обширном заднем дворе стоял острог высотой в три связи. В одной из темниц этого недоброго сооружения сидел арестантом худородный боярин – царёв кравчий Лихой.
На другой день живой и лукавый Василий Милосельский объявился в Детинце. В одном из укромных закоулков многоходовых коридоров, князь принялся держать разговор с дворцовым подьячим в малиновом кафтане. Нехороший он был человечек: излишне суетливый, лядащий, скользкий какой-то…что севрюжатина с ледовни.
– Молодцом, Тимофейка, – боярин протянул шино́ре мешочек.
– Премного благодарствую, достопочтенный князь, – склонился в поклоне ехидна-подьячий, а потом шустро прибрал гостинец в карман.
– Ты со снадобьем не переборщил, стервец? Чегой-то долго живот крутит. Из меня уже вся пакость на год вперёд вышла.
– Взвару с тимьяном испей. Как рукой сымет, Василий Юрьевич.
– Ежели к вечеру не отпустит, я тебя, червь ловкий, этого снадобья цельную лохань заставлю испить. Ты у меня так пронесёшься, что…
Князь Милосельский осёкся, охнул, схватился за животину рукой и засеменил по коридору короткими шажочками – прямиком до горшка небось. А куда же ещё? Подьячий тихонько хмыкнул и стрельнул в спину боярина хитрющим взором. Под его тонкими бровями суетились двумя угольками лядащие глазёнки… Тьфу, пакостный мущинка. По каменному коридору раскатился гулкий выстрел: боярский живот источал вонючие газы. Подьячий захихикал. Князя одолела пердячка, а он – потешается. Не по чести́ так вести себя. Страмец, москолу́дина.
Кому зад подтирать, а кому розыск держать…
В темнице происходил допрос Якова Лихого. Боярин сидел в синей рубахе на лавке у стены с повязанными за спиной руками. Эх. Посредине просторного помещения стоял столик, на котором покоились стопкой листы бумаг, чернильница, писа́ло с держателем. Да-а. Через маленькое оконце в темницу струился поток дневного света, но на столе всё равно стоял подсвечник с тремя стволами. На нём тлели огоньками восковые свечи, основательнее озаряя пространство неуютного обиталища.
В дальнем углу темницы имелось устройство с во́ротом. Прямо над этим механизмом свисала с потолка крепкая бечёва…
Пытошная… разъерети раскукоженную хоругвь, сирый Израиль…
На табурете сидел дьяк Сыскного приказа в тёмно-синем кафтане. Его лядащая физиономия с бегающими глазёнками, лощёными щеками и ехидной улыбочкой на устах не предвещала царёву кравчему доброго розыска. Если бы кто предположил, что подьячий