оконце.
– Как почивал, Яков Данилович?
– Скверно, Макарий Евграфович. Жилы зело зудят. Как мне теперь Государю еды подносить, ась?
– Пустяки, боярин. Маненечко побаловали. Архангел Михаил – ерунда испытание. На Опричном дворе архангелом Гавриилом летают более…
– Что ты мне про Опричный двор всё сказки баишь? Пужаешь?
– Сохрани тебя Господь, Яков Данилович. Я к тому речь держу, что наше ведомство – более доброе.
– Ну коли так, дьяк, я готов дать показания. Пёс с тобой.
– Разлюбезный ты мой! Соколок милый! Сразу бы так.
Макарий Палёный макнул писа́ло в чернильницу, расправил перед собой один из чистых листов и уставился на кравчего внимательнейшим взором в ожидании его речи.
Яков Данилович хитро́ улыбнулся.
– Молви, боярин, ну же, голубь. Покайся ты мне чистым сердцем. Порушил я, дескать, Устав Дворца, наплевал на свои обязанности и…
– Да ты и без меня ведаешь: чего в бумаге писать, – хохотнул Яков Лихой. – Летописатель Палёный.
Дьяк маненечко напрягся – арестант предерзко озорничал.
– Слушай моё сказание, служивый… Дьяк желал услышать сказ, про меня и про всех нас. Только уши навострил… сразу в харю получил.
– Всё хохмишь, Яша. Давай закончим эти прибаутки и…
Арестант резво вскочил с лавки, метнулся к столу, а потом от души дал по физиономии сыскного дьяка кулачиной. Макарий Палёный ойкнул и свалился на каменный пол. Ноги поверженного дьяка потревожили маленький стол и вниз также низверглись: бумаги, перо с держателем, чернильница. Из пузырька засочились по каменьям тёмные чернила…
Яков Лихой схватил табурет и прижался к стене темницы. На шум внутрь помещения вбежал ярыжник Амосов. Арестант шагнул вперёд и жахнул табуретом по башке служивого: ярыга застонал, схватился за голову и медленно завалился на каменный пол темницы, задев могучим телом стонущего дьяка Палёного. Боярин Лихой зашвырнул табурет в сторону лавки, где остались лежать его алый кушак и красный кафтан-охабень, и выскочил из темницы в узкий коридор.
Арестант выбежал на двор. Внутри крепости ему свезло – по пути он так и не встретил ярыжек. Но на улице топтались с десяток служивых мужей в тёмно-синих кафтанах. Они бросились в погоню за кравчим. Яков Лихой добежал до того самого места. Он с разбегу вскочил на стену острога, уцепившись краями сапогов за каменные выступы, и заморской обезьяной стал карабкаться ввысь – на заветную волю. Ой! Арестанту не хватило одного мгновения… Долговязый ярыжник успел схватить его за голенище и стянул беглеца на двор. Эх. Служивые с десяток раз одарили шустрого боярина кулачьями по физиономии, разов семь по рёбрышкам обходили сапожками, а потом заломили ему руки и прижали кравчего к земле.
– Нешто в самом деле кумекал сбежать отсюдова, отчаянная твоя башка? – с уважением пробасил один из ярыг.
Из крепости выскочил дьяк Макарий Евграфович. Придерживая