за Данилову слободу…
К вечеру в родное имение прибыл царёв кравчий Яков Лихой в сопровождении холопа Батыршина. Хозяин спрыгнул с коня и поспешил к хоромам.
– Касьяныч, где хозяйка? – крикнул Лихой тиуну́, что топал к нему навстречу.
– В подклёте, Яков Данилович.
Боярин рванул к подвальным владениям, но из дверей подклёта уже вышла Марфа Михайловна и рукой поманила супруга следовать за собой. Муж и жена остановились у плетённой изгороди, аккурат у того места, где семь лет назад стольник Яков Лихой крушил саблей ни в чём неповинный плетень.
– Беда. Милосельские козни плетут: зарестовали родителя.
– Мож… извет кто состряпал?
– Нет, муж. Это их – лисиные пакости. Доноса не было.
– Откуда тебе известно?
– Да уж известно. Не ведаю только: чего же им надобно, чего они добиваются, морды лукавые…
– Авось обойдётся всё, милая.
– Авось да небось: так с два года тому назад боярину Копытину и срубили голову на Лобовом круге…
– За Копытиным имелась вина. Он литовцам продался.
– Откуда ведаешь? Али золото литовское ему лично в руки давал?
– Розыск показал.
– Розыск! – сверкнула зелёными очами Марфа Михайловна. – А ежели Копытин со страху перепужался и оговорил себя, как на Дворе их треклятом оказался?
– Домыслы всё. Душа моя, успокойся.
– Яков Данилович, кречет мой. Назавтра ходи к Царю, упади в ноги за моего родителя, умоляю тебя.
Боярин потерзал пальцами клинышек бородки.
– Сделаю разумеется. Одного тревожусь: постельничий к нему не подпустит – Государю совсем худо. Как бы не околел на днях…
Марфа Михайловна, царица сетей, дочь своего отца, накинула на мужа мягкую зеленоватую повитель, затянула узелок…
– Прорвись, Яков, заклинаю тебя: прорвись к нему. Ты – любимец его, он примет тебя.
– Да уж, Марфа любезная. Молвила ты: по мою душу беда у порога стоит, а она, злодейка, заявилась к тестю Михайле Борисовичу.
– Сам ухо вострым держи во Дворце, не зевай там. Арест отца и на тебя тенью падает…
На следующий день боярину Лихому невероятно свезло. Когда он подходил к Царской Палате – у входа не оказалось дворцовой стражи. Постельничий Игорь Поклонский услал стрельцов-рынд прочь – каприз хворого кесаря. Неподалёку от дверей топтался подьячий в малиновом кафтане.
– Бориска, ходи сюда.
Подьячий подошёл к кравчему и с удивлением уставился на наряд боярина. Красный кафтан-охабень с отложным воротом – это Бог с ним, одёжа привычная. Но за алым поясом вельможи торчали ножны, а в них – покоился кинжал.
– Кто в Палате?
– Поклонский Игорь Андреевич.
– Да уж… кто же ещё. Сюда его кличь – срочное дело.
– Боязно, Яков Данилович. Не по Уставу Двора сие де…
Подьячий смолк: кравчий вытянул из ножен кинжал и погрозил ему оружием.
– Кличь его, живо.
Подьячий струхнул и нырнул в