подошёл к столу, опустился на кресло и вытащил блокнот. Достал карандаш и начал медленно перерисовывать символы с крестика, который нашёл в церкви. Чем дольше он смотрел на них, тем более странными и зловещими они казались.
Мезенцев вдруг вспомнил об отчёте о вскрытии. Эти строки сами всплыли в голове, чёткие, как будто он только что снова их прочитал.
«Тело женщины, 19 лет. Крайняя степень истощения. Органы внутренние повреждены, обуглены. Гортань цела. Причина смерти не установлена.»
Он не знал, почему именно сейчас вспомнил эти слова, но они не выходили из головы.
Органы, обугленные, словно они прошли через пламя, но гортань осталась целой. Это было невообразимо. Всё противоречило тому, что он знал о человеческом теле. Он знал, что после ожогов остаются следы, что ткани теряют свою структуру. Но здесь всё было иначе. Девушка была сожжена, но не снаружи. Это был именно внутренний ожог. Кто-то или что-то выжигало её изнутри.
Он глубоко вздохнул, но мысли обрывались на этом. Как могла девочка – 19 лет, такая молодая – стать жертвой такого чудовищного насилия? И почему её тело оказалось именно в той церкви? Почему крестик, который он нашёл на полу, оказался здесь? Он не мог ответить на эти вопросы, а каждый новый факт только добавлял вопросов.
Что-то было странное, зловещее в этих событиях. Он не мог избавиться от ощущения, что его кто-то запугивает. Или же он сам пытался придумать объяснение, чтобы не смотреть в глаза ужасной правде. Он отчётливо помнил, как слышал голос, как почувствовал что-то сверхъестественное в воздухе. Может, это была просто усталость, нагоняющая галлюцинации?
«Это всё бред», – сказал он вслух, пытаясь прогнать страх.
Он посмотрел на крестик и вновь задумался. Откуда он взялся? Почему он был на полу в том месте? Ответ был где-то рядом, но он не мог найти его.
Мезенцев задумался. Он знал, что в Казанском соборе могут быть те, кто разбирается в таких крестах. Возможно, там он найдёт ответы, которые помогут ему понять, что за вещь оказалась в его руках. Решение было принято: утром он отправится туда.
Но сейчас нужно немного отвлечься.
Мезенцев сидел в кресле, устало опершись локтями о подлокотники. Он вытащил папиросу, чиркнул спичкой и затянулся. Дым тёплой горечью заполнил лёгкие, но напряжение не отпускало.
Он потянулся к графину, налил виски в стакан. Жидкость густо перелилась, заиграла в свете камина, оставляя след на стекле. Он взял стакан, немного покрутил в руке, сделал глоток. Тепло разлилось по горлу, опустилось в живот. Второй глоток – крепче, резче.
Но ни дым, ни алкоголь не помогли. В голове всё так же шумело.
Не заметил, как тяжесть навалилась на веки. Огонь в камине постепенно угасал, тени в углах кабинета сгущались, и вскоре он провалился в тревожный, неглубокий сон.
Когда он проснулся, в кабинете царил полумрак. Камин давно потух, оставив после себя лишь серый пепел. Он потёр лицо ладонями, прогоняя остатки сна. В голове всё ещё звучали отголоски ночных размышлений.
За