устали от всех поездок, которые мы проделали за последние пять дней. Как далеко отсюда, господин барон, до Михаэльсбурга?
– Около десяти лиг, – мрачно ответил барон.
Ганс сложил губы, словно собираясь свистнуть, но барон этого не заметил, потому что смотрел прямо перед собой с каменным лицом. Те, кто следовал за ним, смотрели друг на друга, и у каждого была одна и та же мысль – сколько времени пройдет, прежде чем их догонят?
Когда это произойдет, каждого из них ждет смерть.
Они достигли гребня горы и помчались, потому что спуск в долину был гладким и ровным. Они ехали в мертвой тишине. Время от времени спутники барона оглядывались через плечо. Они обогнали преследователей на милю, когда головы в шлемах показались над гребнем горы, но что толку в миле, если между ними ровная дорога и свежие лошади против усталых?
Сколько времени пройдет, прежде чем их догонят?
Отряд скакал все дальше. Солнце поднималось все выше, становилось все жарче. Не было времени отдохнуть и напоить тяжело дышавших лошадей. Только однажды, когда они пересекали небольшой ручей, бедные животные наклонили головы и сделали несколько глотков прохладной воды, а Одноглазый Ганс смыл часть сажи с рук и лица. Они продолжали путь. Барон Конрад ни разу не повернул головы, пристально глядя прямо перед собой, он все так же ехал вперед по бесконечной дороге, а светлая головка и бледное лицо бедного Отто покоились на его закованном в сталь плече, а до Санкт-Михаэльсбурга еще оставалось восемь лиг.
Перед ними лежал небольшой холм, и поднявшись на него, все, кроме барона, как по команде, повернули головы и посмотрели назад. Затем не одно сердце замерло, потому что сквозь листву деревьев внизу они заметили блеск доспехов своих преследователей – не более чем в миле от них. В следующее мгновение они перевалили через гребень, и там, внизу, текла широкая сверкающая река, а еще ближе ее приток, через который был перекинут грубый, узкий, трехарочный каменный мост в том месте, где глубокую, медленно текущую воду пересекала дорога.
Усталые лошади тащились вниз по склону до самого моста.
– Стой! – внезапно крикнул барон и натянул поводья.
Его спутники в замешательстве остановились. Что он хочет сделать? Барон повернулся к Гансу, и его голубые глаза сверкнули, как сталь.
– Ганс, – сказал он низким голосом, – ты служил мне долго и верно, выполнишь ли ты в этот последний раз мою просьбу?
– Да, – был краткий ответ.
– Поклянись в этом, – сказал барон.
– Клянусь, – сказал Ганс и осенил сердце крестным знамением.
– Хорошо, – сурово сказал барон. – Тогда возьми мальчика и вместе с остальными скачи как можно быстрее в Санкт-Михаэльсбург. Отдай ребенка на попечение аббата Отто. Расскажи ему, как я присягнул на верность императору, и что я этим приобрел – мой замок сожжен, мои люди убиты, а этот бедный, наивный ребенок, мой единственный сын, изувечен моим врагом.
– А вы, господин барон? – спросил Ганс.
– Я