тело затряслось от яростных, сухих рыданий; ибо люди в те времена не стремились скрыть свое горе, как они делают это сейчас, но были яростны и сильны в выражении и горя, и всего остального.
– Не обращай внимания, дорогой отец, – прошептал Отто, – мне было не так уж больно, – и он прижался губами к щеке отца.
У маленького Отто была отрублена кисть.
Глава XII
За жизнью во весь опор
Но Отто еще не был спасен, еще не все опасности миновали. Внезапно резкий звон колокола нарушил тишину звездной ночи над их головами, и, подняв лица и посмотрев вверх, они увидели огни, мигающие то в одном, то в другом окне. Вскоре послышался хриплый голос, кричавший что-то, чего они издалека не могли разобрать.
Одноглазый Ганс хлопнул себя рукой по бедру.
– Вот что получается, – сказал он, – когда у тебя доброе сердце. Я одолел и связал дозорного, и заставил его сказать, где находится наш молодой барон. У меня было на уме вонзить в него нож после того, как он все мне рассказал, но потом, вспомнив, как юному барону ненавистна мысль о кровопролитии, я сказал себе: «Нет, Ганс, сохрани злодею жизнь». Видите, к чему приводит милосердие; этот парень каким-то образом освободился от своих уз и натравил на нас весь замок, это осиное гнездо.
– Нам надо бежать, – сказал барон, – потому что теперь, в это черное время, все покинули меня, осталось только шестеро верных людей.
В его голосе звучала горечь. Затем, наклонившись, он поднял Отто на руки и, осторожно неся его, начал быстро спускаться по каменистому склону к ровной дороге, проходившей под холмом. За ним последовали остальные. Ганс все еще был бос и перепачкан сажей. На небольшом расстоянии от дороги, в тени деревьев, стояли в ожидании семь лошадей. Барон вскочил на своего огромного черного скакуна, усадив маленького Отто в седло перед собой.
– Вперед! – крикнул барон Конрад, и они с топотом выехали на дорогу. Затем он сказал низким голосом: – В Санкт-Михаэльсбург.
Лошадей повернули на запад и поскакали сквозь черные тени леса, оставив позади Труц-Дракен.
Но сквозь стук лошадиных копыт доносился звон сигнального колокола, и, оглянувшись через плечо, Ганс увидел свет факелов, мерцавших там и сям у внешних стен перед большим барбаканом.
В замке Труц-Дракен царили суета и суматоха: мигающие факелы освещали тускло-серые стены; лошади ржали и били копытами, а люди перекликались друг с другом. Вскоре по коридору широкими шагами прошел барон Генрих, облаченный в легкие доспехи, которые он поспешно надел, разбуженный известием о побеге пленника. Внизу, во дворе, стоял его конь, и, не дожидаясь помощи, он вскочил в седло. Затем они все поскакали по крутой тропинке, звеня доспехами, звеня мечами и подкованными железом копытами, выбивающими искры из камней. Во главе отряда ехал барон Генрих; его треугольный щит висел на плече, а в руке он держал длинное, тяжелое, стальное копье с трепетавшим у острия вымпелом.
На дороге у подножия склона они остановились, так как не могли понять, в каком направлении скрылись беглецы. С полдюжины слуг соскочили с лошадей