время спуститься, пока там будет всего один человек».
В следующее мгновение он услышал, как закрылась дверь, и понял, что кухарка, как и сказала, пошла готовить пирожки. Посмотрев вниз, он увидел, что мальчик склонился над вязанкой хвороста, раздувая искру на труте. Сухой хворост начал потрескивать и гореть. «Пора», – скомандовал себе Ганс. Упершись локтями в стенки дымохода, он выпрямил ноги, чтобы удобнее падать. Дождь сажи посыпался на хворост, который уже разгорелся. Тут мальчик поднял лицо и посмотрел вверх. Ганс перестал упираться в стенки и с грохотом приземлился на ноги посреди горящего хвороста. Поваренок повалился навзничь на пол и остался лежать там с лицом белым, как тесто, с широко раскрытыми глазами и ртом, молча глядя на ужасную черную фигуру, стоящую посреди пламени и дыма.
Мальчишка немного пришел в себя.
– Это дьявол! – заорал он.
И, перекатившись на бок, пополз к двери. Затем он выскочил за дверь и, захлопнув ее, полетел по коридору, крича от страха и не решаясь оглянуться.
Все это время Одноглазый Ганс сбивал искры с одежды. Он был черен, как чернила, – с головы до ног весь в копоти.
– Пока все хорошо, – пробормотал он себе под нос, – но если я буду бродить здесь в закопченных башмаках, останутся черные следы, так что придется идти босиком.
– Ах ты, мерзкий лягушонок, разве я не велела тебе развести огонь час назад?
Он наклонился и, сняв с ног остроносые туфли из мягкой кожи, бросил их на пылающий хворост, где они корчились, извивались, сморщивались, и наконец вспыхнули пламенем. А Ганс не терял времени даром; ему нужно было найти укрытие, и побыстрее, если он надеялся спастись. В углу кухни стояла большая квашня для теста, похожая на сундук с плоской крышкой. Лучшего укрытия не могло быть. Не раздумывая, Ганс подбежал к нему, захватив со стола каравай черного хлеба и полбутылки выдохшегося вина, потому что ничего не ел с самого утра. Он забрался в квашню, накрылся крышкой и свернулся калачиком, как мышь в гнезде.
Некоторое время на кухне царила тишина, но, в конце концов, за дверью послышались голоса, тихо перешептывающиеся друг с другом. Потом дверь распахнулась, и высокий, худощавый парень с квадратной челюстью, в грубой шерстяной одежде вошел в кухню и остановился, оглядываясь вокруг со смелостью, к которой примешивался испуг. Позади него толпились три или четыре оробевшие женщины и дрожащий поваренок.
Это был Длинный Якоб, лучник, но, в конце концов, его смелость не пригодилась, потому что нигде ничего не было видно, только потрескивал огонь, отбрасывая веселый красноватый отблеск на стену кухни, в которой быстро темнело.
Испуг толстой кухарки быстро сменился гневом.
– Ах ты, чертенок, – воскликнула она, – это все твои шуточки, – и она бросилась к поваренку, который спрятался за юбками одной из женщин. Но Длинный Якоб сморщил нос и принюхался.
– Нет, – сказал он, – я думаю, мальчишка не наврал, здесь отвратительно пахнет паленым рогом, это запах нечистого.
Пахли кожаные туфли,