как обычно, заставила его вымыть руки и хорошенько вытереть их полотенцем, после чего он был удостоен рыбных котлет, чаем со смородиновым листом и беседой о троюродном брате, жизнь которого была устроена надлежащим образом и в надлежащем месте. Смородиновый лист был от маминой подруги, он был сорван и высушен в нескольких километрах от Овсяново, на дачах, где некогда обитали художники и артисты балета. Лист обладал теми целебными свойствами, которые отчего-то никак не обнаруживались в растениях и плодах профессорского сада; Валентин не сетовал, подарки покупал в городе или привозил из-за границы – последние доставляли его матери особую, детскую радость.
– Отчего же вы не позвонили мне сказать, что Арсений приехал? – спросил он, не очень-то надеясь на ответ.
– А с какой стати мы должны были это сделать? – заявила мама. – Он не просил тебе сообщать.
«Не просил сообщать или просил не сообщать», – подумал про себя Валентин, допивая чай. Невероятное совпадение не давало ему покоя: надо же было такому случиться, что его кузен встретит именно Катю и, вдобавок, влюбится в неё. Оставалось надеяться, что Катя откажется ехать в Овсяново, и уж тем более – быть его гостьей. Но слишком многое в жизни происходило вопреки и поперёк; Нестеров чувствовал, что очередное вздорное «вопреки» случится и на этот раз.
– У вас румянец, – сообщил Андрей Вороновой не без укора. – И глаза блестят.
Воронова удивилась, потом улыбнулась.
– Помогите мне закрыть дверь, – сказала она подпирающему стену Лаврушину, – или лучше возьмите у меня этюдник. Осторожнее, не измажьтесь.
Высокая худощавая фигура отделилась от стены – Лаврушин рванулся вперёд, схватил этюдник. Воронова повернула дверную задвижку.
– Кто этот человек? – спросил Лаврушин, когда они устроились ужинать. – Он кокетничал с вами, я видел.
– Наш новый сосед, – ответила художница. – Они с сестрой придут к нам в гости в субботу. Вы поможете мне приготовить обед.
– Я не умею готовить, – с некоторым отчаянием возразил композитор.
– Ничего страшного. Вы же не готовить будете, а помогать.
Лаврушин замолчал, уставился в тарелку. Его тонкие пальцы мяли салфетку. Воронова, не обращая внимания, накладывала себе салат. Через минуту Лаврушин вздохнул, провёл рукой по коротко стриженному затылку, распрямил салфетку у себя на коленях и попросил передать ему графин с морсом. На кухне было тепло и уютно, на улице и в саду – сыро: с низины, от пруда, к деревне полз, стелился через поле полз холодный туман, в котором исчезали спелые луговые злаки и невысокие кустарники.
Орлов, отыграв в назначенном футбольном матче вместе с молодёжной командой, добрался до Гавриловского намного позже чем ожидал: как только он выехал на трассу, впереди в свете фар, точно покрывала привидений, задвигались, наезжая друг на друга, слои тумана, скрывая от обзора и дорожное полотно, и отдалённую