в горку не шли. Они останавливались на кругу перед «Комфортом» (салон мебели).
Целая ходынка горожан одолевала Ботаническую горку.
Пешков – вместе со всеми.
Но его бросило в жар после сотни метров. Лёгкие не качали.
Постоял.
Ну и ну. Посмотреть со стороны: шея, грудь как у быка. А дыхалка дрянь, с кислородом не справляется.
Вернулся в «Комфорт» погреться.
Здесь брали румынский гарнитур в 66-м. Сын Витька плющил нос о тёмно-коньячную политуру буфета. Распилы-деки околдовывали его. Под блестящей политурой они казались объёмными деревьями… И у Надьки тоже был свой бзик: мебель переставлять. Буфет, сервант, 2 односпальных дивана, 2 кресла двигали по квартире то так, то этак. И недели не проходило, чтоб не двигали.
Ладно. Не будем.
Пешков походил по комнатам с мебелью, пока – от запаха лака – не раскашлялся до колец в глазах. До мокроты во рту. До тяжёлой испарины.
Вернулся на ж.д. вокзал.
Там всё запроблено народом, присесть негде.
Вспомнил про Марью-домработницу. Она жила на Мунчештской, рядом.
Hа Мунчештской. 25 минут спустя.
Шёл вдоль заборных штакетин, смотрел во дворы.
Он не помнил, где Марья живёт.
Печные дымки над домами всё клонило на одну сторону. Тишина, как в поле.
Вдруг смотрит: Яков Марьин! С папироской возле калитки.
Тот и бровью не повёл при появлении Пешкова с чемоданом. Как будто Пешков каждый день тут мимо калитки ходит.
Вошли во двор.
Струны винограда в снегу.
Самой Марьи не было, она и в буреган на подёнке.
Яков рассказал, что она уж не убирается у Пешковых.
– Надька уволила? – догадался Пешков. – Новая квартира, новый муж, к чему теперь старая домработница?..
Вошли в дом.
Яков не проявлял ни радости, ни недоумения.
– Я посижу, а? – попросил Пешков. – Пока троллейбусы пустят!..
Будь это не Яков, а кто-то другой, то одного только «посижу, а» не хватило бы. Всю историю давай тогда выкладывай: 50-летие МССР – досрочное-по-амнистии, а пока сидел, Надька себе кадра нашла, квартиру сменила – сами в центре города теперь, а меня в 1-комнатную на Ботанике… Но с Яковом ничего такого не надо. Он сам лишнего не спросит и от себя не оторвёт.
Молчание густело.
– Вы сколько тут? – спросил Пешков (чтоб тупо не молчать). – С до-сорокового или с после[30]?..
И показал на потолок, стены.
– Э-э! – махнул рукой Яков.
– Что – э-э? – удивился Пешков. – Я спросил: с до или с после?..
Чучело иконное темнело на комоде.
– Мыкола Угодник?.. – показал на него Пешков.
И – не поленился, встал со стула, подошёл.
– Та-и-сий! – прочитал по слогам. – Таисий какой-то!.. А говорите, что Мыкола…
Хотя Яков ничего не говорил.
– А чья власть на дворе, вы хоть в курсе? – Пешков посмеялся его скрытности. – Никита Хрущ? Или Маршал Антонэску?..
И выглянул в окно, скучая.
Через 40 минут. Марья пришла.
Батрачка батрачкой. И глаза без грифеля. Из того же тонкого сукна, что