Марья закончила приготовление постели и распрямилась.
Пошёл с нею в кухню к плите.
В кухне Марья брала сваренные яйца из кастрюльки и очищала от скорлупы. Занятость позволяла ей помалкивать.
– Ей всего 17 с половиной было, когда встретились! – рассказал Пешков. – Ребёнок совсем!.. Да и я только с флота, гол да бос. И что там за интерес у Пётра Фёдорча был, а?!. Вроде бы он родителей моих знал!..
Но тут его поразило, что Марья, перенося нагретую кастрюльку с плиты на стол, брала её голыми пальцами.
– Не горячо? – взял её ладонь, потрогал сработанную кожу.
– Я быстро! – объяснила она.
– Не важно! – хмыкнул. – Нервному сигналу хватает доли секунды – чтобы мозг перевёл горячую температуру в сигнал боли!..
И отпустил её руку.
Он обожал задумываться о физическом устройстве мира. О чудесной сложности его.
Оскорблённый дух его умягчался тогда.
– Там нейроны в коже! – объяснил он Марье. – Они прилегают друг к другу так тесно, что один моментальный сигнал «горячо!» – и мозг всё принял!..
Собирался ещё добавить в этом духе.
Но вошёл Яков со двора.
Встал на пороге.
– Коробку, – напомнил он, – забрал?..
6
50-летие МССР. Витя Пешков.
Лебедев приехал из Москвы и привёз мне джинсы «Miltons» и приёмничек «Спорт» на «кроне».
Мы сели обедать, и он принялся выговаривать мне за поддельные хроники.
Я-то думал, он забыл.
Мало у меня своих проблем!
Кишинёв, октябрь 1974.
Hачну с того, что мама перевела меня из 2-й английской в 37-ю, к себе под крыло.
Это зверская школа с уклоном в науки.
Мама надеется, что я стану химиком. В химии, мол, перспектива! Полно белых страниц. Взять простую воду, например. Ей 4 миллиарда (!!!) лет, но химический состав её открыли совсем недавно.
Ну, я не против. Химиком, так химиком.
Но если б я знал, как меня будут парафинить из-за мамы – в 37-й! Я бы упёрся рогами и не перешел. Потому что мама там слишком активная, лезет на рожон с хулиганами. Её грубый, вечно охрипший от скандалов голос гремит на всех этажах. И вдобавок у неё живот растёт.
Вот тогда Лебедев приехал.
«Известия» откомандировали его – освещать 50-летие МССР.
Пока они с мамой ехали из аэропорта, я раскрыл хронограф и развёл наспех пару страниц.
Разными чернилами.
Всё-таки я надеялся, что Лебедев не вспомнит.
Но не тут-то было. Чуть не с порога он потребовал тетрадку.
– Подделка! – пробормотал он, разлистав пару страниц. – Причём небрежная!..
Сели обедать.
– Всемирная история началась тогда, – сказал он, купая столовую ложку в бульоне с рисом, – когда её записали!.. Поэтому, Витька, сам решай!.. Не будешь записывать хроники в хронограф, – растопырив пальцы, он полил на них (!!!) бульоном с ложки, – останешься страной зыбучих песков!..
(Теперь понятно, за что я Лебедева люблю?!)
– Лёша-а! – возмутилась беременная мама. – Лёша!..
Но