недавно мертвая дева напомнила о себе. Все из-за птицы.
Недалеко, на утесе стоит маяк. Во время сезонных миграций птицы иногда принимают его за луну и разбиваются о прожектор. Сотни пернатых трупиков устилают побережье. Не знаю, какими судьбами, но одна птица умудрилась врезаться в мое окно, хотя оно ну никак не похоже на маяк. Я подобрала ее раньше кошки и принялась выхаживать. Как помешанная, ловила ей мух, собирала в саду червяков, меняла воду в блюдце. Однажды утром захожу к ней со свежей личинкой в пинцете, а в коробке никого нет. Сначала грешила на мурку: не запрыгнула ли она в окно, что, если оно было неплотно закрыто. Но я нигде не нашла ни перьев, ни костей. Неужели улетела, вот так, не попрощавшись? Я так привязалась к этой птице, что даже загрустила о ней и между делом начеркала пару строк о привязанности и разлуке на полях ежедневника, прямо под балансом доходов и расходов за квартал. Ночью мне почудился сдавленный крик и звук шагов в прихожей. Думала, приснилось, пошла на кухню выпить воды, а вдоль коридора – кровавые следы босых ног. Смотрю на стол – прямо на отчете лежит отрезанный язык в лужице запекшейся крови.
Утром в окно постучала птица. Посуетилась на подоконнике и упорхнула прежде, чем я успела рассмотреть, моя ли.
По сравнению со зловещей поэтессой, от которой кровь стынет, архитектора трудно и привидением-то назвать. Не призрак никакой, а так, добрый ангел. Он появляется только во время ремонта, и, скорее всего, это он шепчет на ухо и подбивает меня заказывать на Amazon все эти бесконечные книги по истории балконов, декорацию антревольтов, а потом я хватаюсь за голову: кто меня дернул спустить столько денег на подшивку номеров Architectural Digest за год!
Когда я въехала в дом, штукатурка здесь отслаивалась, паутина свисала простынями, полы прогнили, в мебели царствовали жучки. Два или три года маляры сменяли штукатуров, плотники делали замеры, мебельщики охали над антикварными буфетами, обсуждали лаки, пружины, текстиль. Дом постепенно прогрелся, запахло древесиной и свежей краской, а потом и выпечкой; зимними вечерами я устраивалась у камина и под треск огня продолжала изучать типы винтовых лестниц, рисунки паркетной кладки, состав ковров, значение орнаментов на итальянской керамике. Когда я разгибала спину и поднимала глаза, рядом со мной с карандашом за ухом сидел мужчина с бородой, седой от штукатурки. Встретившись со мной глазами, он улыбался, подмигивал, мол, отличное решение ты придумала для веранды, одобряю; и исчезал, оставив после себя клуб пыли, от которого я непременно начинала чихать.
– Нужно хорошенько вытрясти новые ковры на снегу. Завтра придет мальчик чистить двор, скажи, чтобы выбил как следует. Не хватало еще, чтобы началась аллергия.
Однажды летом в столовую заползла гадюка. Черно-коричневые чешуйки выкладывали на спине зловещий узор. Она лежала посреди комнаты, как потерянный шнурок с ботинка великана.
– Сделай