где остался Блак. Жар магии будто перевалил через плато застоя и разгорелся ярче, интенсивней – и, пусть даже оставил следы на теле, принёс куда меньше боли, чем раньше. Что бы это могло значить? Может, Танн сможет сказать что-то путное на эту тему?
«Холодные руки есть порождение холодного разума». Ну да, ему-то легко об этом судить.
Иса успокоила дыхание и сосредоточилась, представив свежесть первого снега, дразнящий морозец Белого[3]месяца и бодрящий восторг от воды в студёном ручье. По венам растеклось что-то чуждое, странное, и ладони стали покрываться слоем изморози. Девушка зачарованно смотрела, как с ладоней её падал снег. Пушистые хлопья ложились на плед и таяли, вспыхивая голубым перед самым исчезновением. Как красиво! Она моргнула и вздрогнула всем телом: плед замарали гранатовые капли. Из-под ногтей сочилась кровь.
Волшебство растворилось в осеннем воздухе, будто его и не было.
***
[1]Скимита́р – ифр. парная фрийская сабля.
[2]«Красный петух», или «запустить красного петуха» – в простонародье значит злонамеренно поджечь деревянный дом или поселение.
[3]Белый месяц – второй месяц зимы.
Глава 3. Блак
Руки, скованные тяжёлыми кандалами, нещадно зудели. Когда стражник зазвенел ключами и потянулся к запястьям Блака, тот едва сдержал вздох облегчения: пятидневное заточение в казематах под Крегенской крепостью грозило затянуться и, если уж говорить начистоту, начинало напрягать. И всё же лучше так, чем бездарно сдохнуть на виселице, как бедный братец Вик. Да, он сам заслужил. Да, грешок Вика был куда хуже. Тот не был причиной королевского гнева, но убийцей и живодёром. Однако пути Сильных неисповедимы. Блак вполне мог разделить участь родича, стоило бы ему ляпнуть что-то неподобающее в течение этих дрянных пяти дней.
Ему не дали времени привести себя в порядок прежде, чем предстать перед августейшим начальником. Блак успел лишь почесаться да пригладить волосы, а потом только и знал, что шёл по бесконечным коридорам подземелья, запутанным подобно шерстяной пряже, да сопел, терпя тычки в спину и бесконечные приказы шевелить ногами. Вскоре затхлый воздух посвежел, и глаза затопил ровный, но всё же режущий свет свечей. Уже знакомый сенешаль брезгливо поджал губы, увидев «гостя», но на этот раз не удостоил Блака приветствием. Благородный развернулся на пятках и повёл сомнительную процессию к государю.
Вопреки опасениям, Фредерад избавил его от публичной порки при свидетелях и вновь решил поговорить в кабинете.
Стол монарха всё также освещали огарки в высоких медных подсвечниках, подле входа стоял внушительный обоюдоострый топор, а в дальнем углу комнаты тихо поскрипывало глубокое кресло, в котором сидела фигура в просторном плаще. Та самая баба, очевидно. Блак с интересом скользнул по ней взглядом и тут же пал на колени – мог бы и по своей воле, да только стражники решили поторопить события и буквально вдавили его в пол. Он склонил голову, но продолжил хранить молчание: пусть уж король сначала покажет, в духе ли он. Кто знает, вдруг первое же слово повлечет