дорогу закрывали свалившиеся колонны или обрушенные дома, а потому приходилось искать обходные пути. Хрустели камни под сандалиями, гудели от усталости ноги.
Мир расплывался перед глазами, становясь мутным.
– Смотри! – крикнул Мантас.
Впереди узкая пыльная колея расширялась до широкой аллеи – здесь бы в ряд проехали три колесницы. Аллея вела прямиком к щербатой лестнице крепости.
Однако радость, вспыхнувшую в их сердцах, омрачили существа – те стояли вдоль каменной дороги.
Их было так много, что в глазах рябило от красных плащей. Человекоподобные, сутулые и сгорбленные, они прятали лица под тяжелыми глубокими плащами
Их выдавала на руках абсолютно белая кожа, склизкие наросты на кистях и длинные пальцы, касающиеся земли.
– Опять жрецы, – сказал Мантас.
– Попробуем обойти.
Однако отыскать иной путь не удалось – на улицах вокруг аллеи их ожидали закованные в броню мертвецы.
Те спокойно сидели, даже не шевелились, но стоило Лиогвену или Мантасу сделать хотя бы один шаг в их сторону, как неживые поднимались, обнажая клинки из ножен.
Пришлось вернуться обратно на аллею. Выбора не было – дорога вела прямиком к крепости.
Он резко сел, сбрасывая остатки беспокойного сна.
Сердце стучало как бешеное, отдаваясь дробью ударов в ушах. Маленькая крыса, поселившаяся в солнечном сплетении, кололась и бегала по кругу; от накатившей тревоги пришлось встать с кровати, откинув простыню.
Мысли разбегались.
Лиогвен глубоко вздохнул, выдохнул – и едва не вскрикнул, когда увидел темный силуэт на фоне окна.
Стояла глубокая беззвездная ночь, однако высокая фигура отчетливо проступала даже во мраке; она была гуще, чем самые темные чернила.
Пришло отчетливое понимание, кто явился к нему.
Отец.
– Ты убил меня, – сказал он. Голос оказался хриплым, приглушенным, словно глотку забили могильной землей.
Лиогвен ответил:
– Да, отравил. Быстро и безболезненно.
– Не тебе решать.
– Уходи! – крикнул Лиогвен.
– Нет.
– Хватит меня мучить!
– Боль очищает, “сынок”. – Интонация, с которой он произнес последнее слово, уколола прямо в сердце. – Разве ты ещё не понял, что ты принадлежишь мне. И даже смерть не способна это изменить.
– Ты…
В горле застрял ком, губы не желали слушаться. Миа сегодня не смогла выбраться из Школы – ей предстоял тяжелый экзамен. А потому она осталась ночевать в своих покоях.
И отец не преминул этим воспользоваться.
Вернулся черной тенью.
– Скажи мне, сын, тебе стыдно? Жалеешь ли ты о содеянном?
– Нет! – воскликнул Лиогвен. – Я поступил бы так снова – и снова, и снова, и снова! Ты чума, что пришла в этот мир! Столько хороших людей ты погубил… и желал погубить меня.
– Столько вложено в тебя, столько знаний, сил, серебряных талантов… Ты помнишь, как в восемь лет заразился краснухой, едва не умер у меня на руках, и мне пришлось пойти в глубокую ночь, чтобы отыскать врача? Неужели