тревожными мыслями где-то глубоко внутри себя… Яков то желал приободриться духом, как Алёшка Вратынский; то пытался читать про себя молитву, памятуя, подобно Семёну, о том, что, возможно, придётся сложить голову на поле брани. Коловороты царили в голове опричника, а плутовка-память, вдобавок, упорно воротила ладью помыслов Якова на свой бережок: Новосвятинский монастырь, сад, куст лещины, лукавые зелёные очи огневолосой озорницы…
Сухари в котомках бойцов тёрлись друг об дружку и весело пели походную песнь: хрум-хрум, хрум-хрум, хрум-хрум. Вечером Опричное войско встало на постой у стен небольшого мужского монастыря. Святая обитель не могла вместить в себя отряд в две тысячи сабель, и рядовые кромешники развели у крепостных стен костры, готовясь к ночёвке под тёплым липневым небом. Глава Опричного войска дал указ старшине Кондратию Дроздову: “Взять пятерых бойцов и прочесать местность в округе”. Старшина и опричники скрылись в белесом северном сумраке, подняв лошадьми клубы пыли по дороге. Кожу вам раздери.
Яков Данилович тщетно силился уснуть под россыпью мерцающих звёзд. Рядом храпел бык Лёшка Вратынский. Воложанский дворянин всё глядел на тлеющие угли затухающего кострища, нутром чуял: недобрая земля, неласковая она, что попечение мачехи. Коптилин тоже не мог заснуть – всё ворочался да постоянно вздыхал полной грудью…
“Забавные тут ноченьки: светлые, как моя печаль… Сенька-егоза, да когда ж ты заснёшь, негодник? Незадача… А когда я засну? Белесая темень – парадосос…”
Многие опричники мучались ныне бессонницей, ибо новгородская земля уже раскрыла студёные объятия, встречая незваных гостей…
По зелёному лугу зайцем летел парнишка, одетый в крестьянскую рубаху и по́рты; босой, распоясанный, без шапки на голове. Северный ветер задирал гребнем его светлую копну волос. Рядом с лугом стелился тракт тёмным гадом. Лихой пострел забежал на высокий холмец, потом перешёл на шаг, восстанавливая дыхание… затем спустился к ложбине, где затаился отряд новгородского ополчения.
Парень подошёл к товарищам и зачастил окающим говором:
– Сюды развед скачут, вороньё противное.
Пострел поднял руки и показал ополченцам шесть пальцев.
– Рысью идут или шагом? – строго спросил дюжий мятежник.
– Шагом почти, – заокал парень. – Не торопятся они, вынюхиват, о́вогда круги пе́тлят.
– В ските Васюта торчит с варя́жином, – встрял в разговор другой мятежник. – Надо бы упредить резвонько.
Дюжий новгородец покумекал малость времени, а потом махнул рукой в сторону тракта:
– Возле умёта встретим противных. Дозорных по пути подгребём. Живее, соколы́.
Отряд ополченцев снялся с места. Мятежники сбежали с крутого холма и растворились в белесом северном сумраке за широким изгибом дороги у луга…
Наступило раннее утро. Кондратий Дроздов и пятёрка воинов так и не вернулись с разведки. Князь Юрий Милосельский