я соглашусь с тобой, муж любезный, – подала голос Марфа.
– Ты по воде много размазал, Яков Данилович, – произнёс тесть. – По существу молви: стратегия в чём твоя?
– Стратегия, гм… – потерзал пальцами клинышек бородки Яков.
Растудыся ероподобное в раскалённую печь; царёв стольник Лихой в подражании тестю, завёл обычай стричь русую бородку аккуратным клинышком – на иноземный манер. По наводке Сидякина, раз в месяц к нему в имение наведывался мадьяр – брадобрей из Немецкой слободы. Знать с неудовольствием пялилась на лощёный лик царского любимца, чем невольно доставляла ему некоторое удовольствие.
– Поди туда: не разумею куда, – нахмурил брови хозяин дома.
Якову то припомнилось: phrasis тестя почти слово в слово совпал с phrasis самодержца при их памятном разговоре, когда жизненный путь тогдашнего опричника медленно вершил ещё один плавный поворот…
– Давай по порядку, Яков Данилович, – пришёл на выручку зятю Сидякин. – Нарезать ножом мясо птицы да винишка подлить знатным в кубки – тут много мудрости не имеется, верно молвил?
– Святая правда, Михайла Борисович.
Лихой уселся за свободный резной стул, закинул в глотку ломтик оленины и принялся его жевать, обхватив русую голову ладонями.
– Служба в Посольском приказе – сие занятный загляд. Государь метит посадить тебя на шведо-литовский стол, так?
– Так, – ответил Яков Данилович и украдкой бросил взгляд на красный литовский кафтан-йокулу тестя.
– Твоя стратегия очевидна – глава Посольского приказа. Но тут и загвоздка имеется. Матвей Иванович Калганов – далеко не старик. Вы с ним погодки, считай. Скажу тебе по сердцу, Яков: средний Калганов – весьма толковый муж. Не чета пузырю Федьке старшо́му, царёву зятьку косоглазому. Твой грядущий начальник – ястреб остроклювый.
– Матвей во Дворце часто трапезничает. Не по душе я ему. Много раз уже ловил на себе его колкий взор, будто татарские стрелы мечет по моей скромной личности.
Михайла Сидякин покосился на златоволосую дочь Марфу, которая всё также сидела за столом и подпирала пальцем благородный висок, с большим вниманием прислушиваясь к беседе.
– Стерпится – слюбится, – отрезал Сидякин. – Твоё назначение – воля помазанника. Ergo, вывод: пущай заглотит и не подавится. Совсем худо станет служить: при шахматной битве попросишься посланником в Литву или в Швецию. Всё лучше, чем мясо птицы терзать ножом.
– Я бы поглядела на Литовское княжество! – оживилась Марфа. – И на Шведскую Корону бы взглянула с превеликой радостью.
– Угомонись… Марфа Михайловна, – улыбнулся хозяин дома. – Супружницы посланников завсегда в хоромах сидят. Не мути ты водицу Русского Царства, и без тебя – далеко не прозрачную.
– Ещё чего, – тряхнула рыжими волосами Лихая. – Я, выходит, останусь в хоромах торчать никчёмной балябой, а такого синеглазого сокола отпущу на волю – на великую радость литовским кикиморам? Царю