сидели два моложавых дворцовых подьячих в малиновых кафтанах, с перьями в руках.
Вдоль стен Думной Палаты имелись две дубовые лавки, та, которая находилась по правую руку от Самодержца, была чуть длиннее соседки. На лавках теснились бояре – члены Государева Собрания. Знать являла собой пёструю картинку: разноцветные кафтаны-фе́рязи, однорядки, о́хабни (сам Государь был одет именно в о́хабень брусничного цвета). На головах знати сидели шапки трёх видов: немного высоких горлаток из чернобурой лисицы, несколько мурмолок из парчи или бархата; но большинство головных уборов составляли чёрные шапочки-тафьи, расшитые золочёнными, красными, либо зелёными нитями. На голове кесаря, кстати, также покоилась тафья.
Заседание затягивалось. Многие бояре, особенно самые богатые телом, весьма притомились. Знатные жиробасы, с шумом выдыхая ртом, частенько протирали рукавами вспотевшие лбы. Более всех страдал толстопуз Степан Андреевич Белозерский: концы его высокой шапки горлатки совсем взмокли, по лбу струились ручьи пота, слоёное лицо истово раскалилось – сейчас на нём можно было жарить блины. Самый острый вопрос заседания, жестокосердный Царь припас на концовку. По велению кесаря со своего места встал долговязый Иван Воронцовский – родственник Милосельских. Великий Князь долго распекал лентяя и скудоума Воронцовского, а затем он объявил краснощёкому Ивану, что он отправляет его на непочётный роздых от государевых дел. Рядом с Иваном сидел на лавке его родитель и также полыхал жирными щеками в смущении. По велению Царя… Воронцовский сел на место.
Великий Князь обвёл суровым взором боярское племя. Отец и сын Милосельские обменялись краткими и косыми взглядами. Самодержец вышвырнул из Посольского приказа межеумковатого Воронцовского и, тем самым, порушил их каверзу: князь Василий с умыслом воткнул туда родственника. Воронцовский был оком Милосельских в Посольском приказе. Калгановское семя в последние годы набрало большой вес: Матвей с успехом верховодил Посольским ведомством, а Торговым приказом после смерти отца стал руководить старшо́й Федька Косой, царёв зять. Государева казна и посольские дела накачали калгановский корень избыточным влиянием в тесной боярской стае Отчизны – много чести татарскому отродью…
Никита Васильевич сильно возмужал собой за прошедшие годы: высокий, статный, хищный взор молодого ястреба, острый клинышек русой бородки. Его миндалевидным голубым глазам очень шли: шапка- мурмолка с соболиным околышем и синей тульёй, закинутой назад; чёрный кафтан главы Опричного войска с золотистыми и малиновыми позументами на груди. По должности он был единственным боярином, кому дозволялось сидеть на Совете при оружии в ножнах: иноземный кинжал-квилон с серебряной ручкой и двумя диамантами на концах крестовины. Ножны от кинжала оказались усыпаны россыпью мелких драгоценных камней: малахиты, диаманты, ясписы.
Василий Милосельский шевелил мозгой: “Кого Государь посадит на шведо-литовский стол заместо Ивана Дмитриевича?”
Самодержец