смирного гонору. Трудиться бок о бок с худородным дворянином проще чем с отпрыском какого-либо знатного петушка. Он занял пост главы Дворцового приказа почти день в день, как стольник Яков Лихой стал кравчим: может и поэтому они столь хорошо сладили. Схожий поворот планиды у ровесников, схожие заботы, схожие нравы…
Так и пробежали семь годов жизни боярина Якова Лихого… Он успел стругануть ещё одного мальчугана и теперь жил на белом свете отцом троих детей: синеглазой красавицы Ксении Яковлевны, старшего сына Фёдора и младшего сынка Борислава. Подклётная Царица разумела, что супруг ничего не забыл за эти суетливые годы: как планида-плутовка поманила однажды его весьма честолюбивый разум заглядом службы в Посольском приказе, их беседу на троих в отцовской горнице (про стратегию и мето́ды), речи супруга про кичливых жаб и закостенелость порядков, про лучину знаний в умах, про благочестие и фарисейство…
Вот, к примеру, любопытная быль, случившаяся в имении боярина Якова Лихого два года назад. Марфа Михайловна с усмешкой поведала супругу презабавную историю: дворовый холоп Митька усвоил грамоту, присутствуя на уроках сынка Фёдора!
Митрий Батыршин – обаятельный вихрастый парнишка с россыпью золотых конопушек на миловидной рожице. Его родители сгинули во время пресловутого чумного нашествия, когда сватовство Якова Лихого к семейству Сидякиных прервалось на осемь месяцев. Хозяин поместья выделил шустрого юнца среди дворовых недорослей и приставил его товарищем и нянькой к сынам. Ныне Митрию Батыршину исполнилось, считай, два десятка годов. Яков Данилович был поражён: его конопатый холоп, расторопный ухарь Митрий Батыршин усвоил грамоту, только присутствуя нянькой и служкой во время учения старшего сына! Боярин усадил вихрастого холопа за стол, макнул перо в чернильницу, потом всучил писа́ло в руку Митьке и велел ему сложить что-нибудь на бумаге. Высунув язык от усердия, конопатый смерд кривыми буквами и неровным почерком накалякал: “азъ есемь холопий сынъ митрий”.
Яков Лихой подарил Батыршину свою старую саблю и раз в седмицу начал обучать холопа сабельной рубке на заднем дворе. Спустя месяц удалой молодчик сражался с хозяином почти на равных. Выбить оружие из рук бывшего кромешника Опричного войска у смерда, разумеется, не получалось, но оборону он держал крепко, толково совершал выпады; резво сообразил, как делать ложную атаку. Затем боярин обучил Митьку кинжальному бою. А вот тут холоп оказался на голову сильнее хозяина. Он с дьявольской точностью садил кинжал остриём в ствол дерева и с пяти шагов, и с десяти, и даже с двух десятков. Яков Данилович заложил традицию у себя в имении: раз в седмицу на заднем дворе хором они с холопом Батыршиным упражнялись в сабельной и кинжальной схватке. Роль наставника пришлась по душе честолюбивому боярину.
“Воистину… что-то не так с древними порядками жития отеческого, если чёрный холоп самолично разучил грамоту и так ловко управляется с оружием…” – размышлял Яков Данилович.
Хула всем мракобесам,