толпою, стоявшею у ворот замка, велела пустить двух священников вместе с возным. Когда вошел я, – говорит возный, – в двор епископский, то нашел отца епископа весьма печальным, а при нем был один только мальчик. И объявил владыка мне, возному, что он два дня хлеба не ел, в субботу и воскресенье, так как ни духовенство, ни слуги не были допущены к нему, что он иззяб от холода и отощал от жажды. Еще с большею горестью объявил мне епископ, что пан староста, держа его в заключении, моря голодом и потешаясь над ним, громко приказал стрельцам и гайдукам своим стрелять из своей комнаты в золоченый крест на церкви Божией. Когда его убеждали не портить креста, то он приказал бить и стрелять в купол и стены церковные. И гайдуки били и стреляли в церковь Божию. И я видел – продолжает возный, – под самым куполом весьма много свежих знаков от ружейных выстрелов, от креста отбиты две цепи, и образ св. Иоанна Богослова поврежден в нескольких местах ружейными выстрелами. Епископ объявил, что пан староста, желая препятствовать всеми способами богослужению, постоянно сторожит у обеих дверей церковных: в одних сидит сам со своими слугами, а другие двери загораживают рекфалами, дудами и другими музыкальными инструментами. И я видел в одном притворе три стула его милости, пана старосты, обитые черною кожею, и несколько скамей, на которых лежали музыкальные инструменты».
С этих пор староста Александр Семашко не давал покоя епископу Кириллу Терлецкому: то он не пропускал в замок Любарта строительных материалов, приготовленных епископом для починки соборной церкви, в которой стены и купол угрожали разрушением; то требовал епископа на суд и присуждал к денежному штрафу под тем предлогом, будто бы он, как нарушитель общественного спокойствия, входил в замок с огнестрельным оружием во время судебных заседаний. Староста даже вмешивался в духовную юрисдикцию епископа, принимал жалобы от священников, подвергнутых Кириллом Терлецким наказаниям за порочную жизнь, и брал их под свою защиту; требуя епископа к себе на суд, он обходился с ним грубо, называл его адвоката «презренным псом русином» и публично в суде уличал его в развратной жизни. Это случилось по поводу жалобы, поданной на Кирилла Терлецкого священником Лавровским, которого Семашко принял под свою защиту. Когда Кирилл Терлецкий, отстаивая свое право юрисдикции над подвластными ему священниками, уличал Лавровского в порочной жизни, то староста пан Александр Семашко заметил, что знает немало грехов и за самим епископом. При сем он шепнул адвокату священника Лавровского: «Скажи судьям, что к владыке приводили развратную женщину (белую голову вшетечницу), и что об этом известно священнику Лавровскому…»
По настоянию старосты, это обвинение было записано в судовые книги, как имевшее место в действительности.
Так епископ Кирилл Терлецкий терпел обиды и поношения, но стоит заметить также и то, что превелебный владыка наш имел связи с сильными и влиятельными магнатами Речи Посполитой и сам был высокого и знатного рода, кроме того,