сапоги, вырезал удилище, настроил удочку, поймал мельтешившую муху, насадил на крючок, подвел к самому носу одной из непуганых рыбин, она, изогнувшись упругим телом, брезгливо оттолкнула наживку.
– Ишь, какая разборчивая, – пробормотал он, снял с крючка мокрую, хрустнувшую в пальцах муху, вытер руку о штаны, покрутил головой, осматривая траву и кустарник, накрыл ладонью зеленого кузнечика. И опять рыба отвергла наживку.
– Чего ж тебе надо, стерва? – сплюнул в воду Алик, толкнул пяткой камень на сыром песке. В утрамбованной лунке под ним забегали черные муравьи с крыльями. Насекомое задергало на крючке полудюжиной тонких ножек, и не успела наживка коснуться воды, как одна из рыбин схватила ее, в дугу согнув удилище. Вскоре на берег вылетела другая.
Алик развел костерок на плоском камне, насадил на прутик выпотрошенную рыбину, испек. Форель почернела, потеряв радужный блеск, расшеперила жабры и обгоревшие плавники. Перекусив, он наловил муравьев в спичечный коробок, вытряхнул из чехла палатку, сложил в него рыбу и пошел вверх по ручью, время от времени забрасывая удочку. Судя по времени, он поднялся километров на пять и поставил палатку: слишком много времени потратил на рыбалку, а надо было поторапливаться, чтобы сходить к куполу и посмотреть, зачем там снижался вертолет, может быть, стоят геологи?
Проснулся Алик поздно, торопливо вылез из палатки, развел костер, повесил над огнем котелок и стал укладывать рюкзак. Слева в речку впадал ручей, устье которого заросло барбарисом, в любом случае он должен был вывести к альпийским лугам, а там проще сориентироваться, где и как спуститься в соседнее ущелье. Алик три раза плюнул через плечо, накинул на голову башлык энцефалитки и стал продираться сквозь колючий кустарник.
Падь оказалась глубокой, крутой, как каньон, и извилистой. Возле воды склон был скользок. Каждый шаг давался с трудом, а время летело слишком быстро. Наконец оползни кончились, падь стала постепенно расширяться. Справа были скалы и осыпи, слева травянистый склон. Кто бы мог подумать, что у этого мелководного ручейка такое длинное ущелье?! На первой же лужайке возле воды Алик остановился, место было неуютное, открытое, но и здесь ночлег приятней, чем на продуваемом хребте. Он бросил рюкзак на землю, покрытую мхом и травой, огляделся, налегке прошел вперед. За скальным прижимом ручей раздваивался: один приток ниткой водопада скользил по скале, другой уходил в каньон с отвесными гранитными стенами. По этому каньону, скорее всего, можно было выбраться к куполу.
Прикинув, где завтра будет удобней подняться на хребет, он вернулся к рюкзаку, натаскал сушняка для костра и поставил палатку, закрепив растяжки камнями. Уже в сумерках заварил чай и поужинал печеной рыбой. Места казались укромными, без троп, оттого спокойно было на душе.
Проснулся он опять поздно: палатка нагрелась от солнца. Алик лениво вылез из нее, жмурясь, потянулся, сбросил рубаху, поплелся к ручью, поплескал в лицо холодной водой…