понятие демократии как комбинации сменяемости элит на выборах и разделения властей, и увидим, что романтические представления технооптимистов о прямой демократии и происхождении парламентских республик просто ошибочны. Важно, что Волков и Крашенинников используют этот ложный экскурс в историю для обоснования редукции социальных проблем к технологическим: «генезис форм представительной демократии во многом обусловлен постоянной необходимостью преодолевать одни и те же технологические ограничения реального мира»44.
Справедливости ради нужно сказать, что в концепции облачной демократии есть и вполне продемократические мотивы. Например, стремление к полной прозрачности и подотчётности чиновников и депутатов – в этом деле технологии могли бы стать важнейшим инструментом. К ним же относится беспокойство авторов за нынешнюю деполитизацию общества и низкое вовлечение людей в самоуправление. Однако их ответ на это сложно считать рецептом преодоления политического неравенства: «Решения, которые будут приниматься в такой системе, нельзя будет игнорировать, поскольку это будут решения активной части общества. Мы знаем, что крупные изменения делаются 0,3—1% активных людей, притом что основная масса находится в пассивно-послушном состоянии. Массу в 100 тысяч реальных граждан России, вовлеченных в электронную политику, просто проигнорировать не получится»45. Возможно, по задумке авторов, это лишь тактический шаг на пути к массовой демократии, но о последней в книге ничего нет. Напротив, речь там идёт о создании альтернативных элит.
Тем временем вовлечение граждан в самоуправление – ключевая для наших обществ проблема. В политических науках иногда выделяют три фактора индивидуальной мотивации к участию в общественных делах46:
1. Успешный опыт участия – вам легче подключиться к общественной кампании, если вы уже видели, как это работает.
2. Наличие специальных интересов – чем чётче вы осознаёте свои социально-политические потребности и цели, тем вероятнее вы присоединитесь к движению со сходными требованиями, которые отличаются от протестов с размытой повесткой «за всё хорошее».
3. Возможность удовлетворения социальных потребностей – коллективные действия имеют для человека самостоятельную ценность, поэтому от них ожидают чего-то большего, чем механическое сложение индивидуальных усилий.
Отсюда нетрудно понять, что сами по себе технологии не дают никаких стимулов для вовлечения, потому что самоустранение людей из политики имеет не технологические, а социальные причины. Мотивация к политическому участию зарождается между людьми, а не внутри индивида и не между человеком и компьютером. Если рассадить людей по виртуальным ячейкам «личных кабинетов» и периодически предлагать им проголосовать, то, конечно, можно создать иллюзию народной легитимности,