конь, и ему пришлось приложить свободную ладонь туда, где этот бешеный ритм грозил прорваться наружу.
– Не искушайте меня, Эрнест… как бы вам потом не пожалеть о столь щедром… обещании. – тихо, но страстно проговорил он, приблизив свои губы к темно-каштановым прядям, скрывающим ухо юноши.
– Не в моих правилах жалеть о моих обещаниях, и тем более – брать их назад… вопрос в другом: хватит ли у вас храбрости ими воспользоваться, Жан.
Отвечая, он немного повернул голову, и его теплое дыхание коснулось губ того, кого он почитал превыше бога или короля, но желал – как обыкновенного живого мужчину.
– Вы бросаете мне дерзкий вызов, мой дорогой… и я его принимаю. – ответил Марэ, чьи последние сомнения и метания растаяли в огне вспыхнувшего желания. Теперь он видел, что это желание вполне взаимно, что прекрасный молодой принц благосклонно принял не только приглашение на прогулку верхом, но и все то, что переполняло сердце, что невозможно было назвать вслух, не исказив, не превратив в пошлые намеки и бульварный флирт…
– Месье Эрнест, вот, я принес седло и все прочее для вашего любимчика… – голос конюха грубо вмешался в их тихую беседу, моментально разрушив незримый купол, и Жан спешно переместил свою руку на гриву коня, отступил в сторону и в жестокой досаде прикусил губы.
– Оставь, я сам его оседлаю. Впрочем… – лицо Вернея вновь осветила дерзкая усмешка. – Быть может вы, месье Марэ, окажете мне честь и позволите оседлать Торнадо под вас? Я вижу, вы превосходно поладили с ним, и он прямо-таки жаждет оказаться под вами… ощутить, как вы сжимаете его бока. Принуждения этот жеребчик не признает, но, если уж принимает всадника, то вам не понадобятся ни шпоры, ни кнут…
Жаркая волна неудержимого и бесстыдного желания, родившись внизу живота, прокатилась по всему телу Жана и, ударив в голову, едва не довела до обморока. Он мельком подумал, что, должно быть, заметно покраснел, стоило дать волю воображению и представить себе все то, на что так открыто намекнул Эрнест. Губы молодого наглеца определенно заслуживали кары в виде долгого и чувственного поцелуя… ведь только таким образом он мог бы заставить несносного мальчишку помолчать и дать ему передышку…
– А вам тогда кого поседлать, месье Эрнест? – снова вмешался конюх, чьей простой и грубой натуре были невнятны тонкие игры разбуженной и запретной чувственности.
– Что?..
– Я говорю – ежели вы для месье Марэ будете седлать вашего дракона, сами-то на ком поедете?
– Позвольте мне сделать ответную любезность, месье Верней. Готов предложить вам Арлекина, это мой старый добрый друг… – Жан ухватился за возможность немного отвлечься от опасного флирта на грани фола, и жестом позвал второго конюха, все еще терпеливо ожидающего поодаль, когда Марэ соизволит забрать у него уже готового к прогулке мерина. – Этот конь служил верой и правдой шевалье де Капестану, и Лагардеру, и даже знаменитому д’Артаньяну,