к темпу спутника, каждый подгонял или придерживал своего коня, так что если бы кто-то снимал их на кинопленку, получился бы гармоничный дуэт красивых и опытных наездников… Но ни один из них не желал иного общества, чем общество друг друга.
Жану понравился Торнадо. Поначалу конь испытал всадника, предприняв попытку самовольно перейти с рыси в галоп, но когда Марэ твердой рукой окоротил его порыв, присмирел и пошел ровно, слушаясь колен и повода. И только изредка вскидывался, когда Арлекин пытался опередить его на узкой дороге, но и тогда умелый наездник был начеку и сдерживал горячность жеребца.
Точно так же ему приходилось взнуздывать собственное желание, иначе они и лье не проехали бы, а оказались оба на траве, на ближайшей к замку поляне или в винограднике, прямо посреди вьющихся лоз… Пожалуй, это было бы самое подходящее обрамление для любовной игры с парнем, похожим на молодого Вакха с картины Да Винчи…
Когда они добрались до первого большого перекрестка, отмеченного столбом с указателями, торчащими в разные стороны, как стрелы Амура, Эрнест полуобернулся в седле и, с улыбкой посмотрев на Марэ, в своей обычной манере подлил масла в огонь:
– Насколько ты голоден?..
– Настолько же, насколько ты прекрасен, мой дорогой… – Марэ подъехал ближе и дотронулся рукой, затянутой в перчатку, до колена молодого человека. – Однако, боюсь, что мне придется еще какое-то время держать пост… если, конечно, твои планы не поменяются прямо сейчас…
Эрнест неожиданно покраснел до ушей – страстная прямота мужчины, о котором он втайне мечтал со времен отрочества, заводила его больше, чем любое изысканное кокетство или фривольные намеки – и пробормотал:
– Я… просто хотел узнать, с чего ты хочешь начать: с купания в озере или с завтрака на винодельне Вужо… там у них, кроме вина, делают отличный сыр и потрясающее масло… озеро налево, а винодельня прямо, но, пожалуй, я склонен прямо сейчас превратить тебя из постника в разнузданного гедониста.
С пылающими щеками и блестящими от волнения глазами он стал еще красивее, но вовсе не думал об этом, впиваясь жадным взором в лицо Жана, и понукал себя преодолеть чертову робость. Даже зная, что его не оттолкнут, и он не получит отказа ни в одном из своих желаний, Эрнест не решался коснуться бога, испытать его плоть и тем самым превратить в человека.
Марэ ощутил в горле такую сухость, что ему потребовался бы, пожалуй, целый бочонок божоле, чтобы прогнать ее, но в то же время от слов Эрнеста он будто опьянел без вина – этот юный бесстыдник попросту вскружил ему голову, лишая воли к сопротивлению соблазну…
– Я бы предпочел сперва освежиться в озере… Вину и сыру мы непременно воздадим должное, но потом, после… свернем туда на обратном пути, если, конечно, ты не против… – проговорил он, уже без всякого смущения любуясь своим спутником, и с трудом удерживался от искушения обнять его за талию